Тимофей Костин - Науфрагум. Дилогия

- Послушайте, госпожа инсургентка, - сердито начал я. - Странно видеть, какое значение вы придаете делам давно минувших лет. Готов согласиться, что тогда обе стороны были хороши. Действительно, двадцати лет не прошло с Великой войны, а политики уже готовы были развязать новую. Неразумно, негуманно, некрасиво, в конце концов. Одного не понимаю, почему вы так прицепились к императорской фамилии? Если прадед ее высочества Траян и провинился, создавая союзы и проводя вылазки против Гардарики, он искупил все своей экспедицией после катастрофы. Да простит меня принцесса, но, возможно, именно совесть заставила его это сделать. Но чем он вам-то досадил? Будь Трансильвания тогда союзницей, а не противницей Гардарики, разве судьба ее изменилась бы? Необдуманный эксперимент погубил всех, и правых и виноватых - вот единственная реальность, маэстрина Ротарь.

- Начитались учебников, и верите, что все было так, как там написано? - с сарказмом парировала она. Закашлялась, потом продолжила, все больше распаляясь. - Наивные детишки! Либерия собаку съела на подтасовке информации, и нужно быть глупцом, чтобы поверить этим россказням. Необдуманный эксперимент? А что вы запоете, если я скажу, что это могла быть хладнокровная диверсия?!

- Спрошу о вашем источнике информации. Диверсия? Вы имеете в виду, сознательное вредительство? Наверняка не ошибусь, полагая, что в ней вы обвините именно либерийцев, и, без сомнения, лично коварного императора. Кого же еще, верно?

На ее бледных щеках вспыхнул горячечный румянец.

- Прямо в точку, господин всезнайка. Вы зажрались и не привыкли отрывать головы от корыта, а из тиранов сделали пасхальные иконки. Напрямую обвинять Траяна я пока не могу - но только пока! Вы не дали нам довести дело до конца, а между тем принц Яков уже готов был расколоться! Почему, вы думаете, он так вилял? Если кто и знает о прадедушкиных скелетах в шкафу, так это прямой наследник, верно?!

- Если вы не заметили, то вас только что под руку поддерживала такая же прямая наследница. Почему бы не спросить у нее? Вдруг расскажет о страшных и коварных тайнах императорского дома?

- Что может знать девчонка? Ее наверняка постарались оградить от знаний о позорном прошлом. Может теперь с чистыми глазами заявлять, что прадед - святее святого и белее белого!

- Горазда же ты хамить, правдоискательница, - издевательски заметила Алиса. - Звучало бы убедительнее, если б ты была хоть на год старше принцессы. А почему вы молчите, ваше высочество?

Грегорика, хотя жаркая перепалка напрямую ее касалась, не торопилась опровергать или оправдываться. Когда она заговорила, в ее голосе не было ни естественного, казалось бы, раздражения, ни враждебности. Разве что легкий след усталости, тоски и, может быть, вины. Или это только показалось?

- Мне нечего ответить на обвинения маэстрины Ротарь. Не буду говорить за принца Якова, но я действительно не знаю истинных причин катастрофы. Однако мне известно, что оставшуюся часть планеты спас от гибели не кто иной, как император. Если хотите знать, в учебниках те события действительно изложены неточно. Чудовищная экспериментальная установка не взорвалась после того, как послала волну излучения. Она продолжала работать, нанося новые хаотичные удары и грозя гибелью всему человечеству. Лучевые лепестки, уничтожившие империю Чжунго и Хараппу, возникли спустя сутки после первого удара, но, видимо, прадеду удалось добраться до установки и отключить прежде, чем пострадало западное полушарие и Либерия в том числе.

Вот это новость. Естественно, спрашивать об источниках информации у принцессы не стоило - кому и знать, как не ей. Но как же после этого верить нашим историкам? Я покачал головой и мрачно пробормотал:

- О школьных учебниках я тоже невысокого мнения, но вот уж не думал, что академики Моммзен и Бергсон на самом деле не знали, о чем пишут. "История Науфрагума" уже давным-давно стала классикой, а там говорилось, что император застал на месте лабораторий в Оппау только воронку, которая теперь стала озером. Там же и поставили памятник...

- Простите, - прервала меня принцесса, виновато опустив голову. - Это не моя тайна, и я не имела права раскрывать ее. На то... на то были серьезные причины.

- Да уж конечно! - насмешливо бросила София. - Теперь видите, как глупо доверять либерийской официозной истории? Выходит, установка не испарилась, не разлетелась на тысячу кусков, а попала в руки Траяна невредимой. Что же он с ней сделал, принцесса? Разгонял тучи или устроил фестиваль фейерверков?

- Если следовать логике, то, скорее всего, он и организовал тот "фейерверк", после которого получилось знаменательно круглое озеро, - вмешался я. - Верно, ваше высочество?

- В-возможно, - почему-то с запинкой ответила принцесса. Ей богу, если бы здесь было светлее, я бы сказал, что она покраснела. Что бы это значило? Впрочем, нам было не до того.

- Как бы ни интересна была тема беседы, батарейка в фонаре садится, а выбираться из подземелий на ощупь крайне неудобно. Давайте продолжим разговор потом, а теперь поспешим.

- Вы совершенно правы, господин Немирович, - быстро согласилась принцесса. - Простите, что я стала причиной задержки.

Бросив последний взгляд на мумию несчастного электромонтера, девушки осторожно, бочком миновали тело. Мысленно извинившись, я поднял его рабочую сумку - инструменты еще пригодятся живым.

Лестница, если принять высоту марша в семь футов, приблизила нас к поверхности еще на сто пятьдесят футов. Хотя в Гардарике, кажется, использовался этот новомодный метрический стандарт? Если не ошибаюсь, Академия наук в прошлом году подняла вопрос о переходе с привычных фунтов, футов и дюймов на непонятные килограммы, сантиметры и литры. Мотивировали тем, что так удобнее для научных исследований. Я бы, пожалуй, такое приветствовал, но только не остальная либерийская публика. Разве кто-то согласиться пожертвовать привычками в угоду ученым мужам?

Последняя лестничная площадка закончилась складским помещением. Проведя лучом по пыльным стеллажам, заваленным разным ремонтным инструментом, дрелями, компрессорами с отбойными молотками и сварочными аппаратами, я перенес внимание на металлическую дверь в дальней стенке. Она сдалась практически без сопротивления - хватило одного удара ногой. Подняв облако пыли, створка провалилась и громыхнула о бетон. То, что открылось снаружи, заставило нас разразиться нестройным хором облегченных и радостных вздохов и взвизгов. Перед нами предстал огромный тоннель, где слабо поблескивали две пары железнодорожных рельс. В уши снова толкнулся отдаленный гул воды, а глаза пришлось зажмурить от проникающих в тоннель отблесков долгожданного дневного света. Ослепительно яркий кругляш, без сомнения представляющий собой выходной портал тоннеля, светился ярдах в двухстах или трехстах по правую руку от нас.