Сергей Малицкий - Очертание тьмы

– Все-таки боитесь, что убегут, – заметил Юайс.

– То не мое дело, – буркнул старик. – Может, их украсть кто захочет?

Юайс сдвинул рукав на руке женщины. На белой коже отчетливо выделялся темный рубец, прихваченный несколькими стежками суровой нитки.

– А это что? – спросил он ключника.

– А я почем знаю? – удивился тот. – Я и об их шеях ничего сказать не могу, а ты меня в какие-то разрезы да швы тычешь. Мало ли…

– Ты хочешь сказать, что здесь, в этом подвале, никто этого сделать не мог? – уточнил Юайс.

– А кому это надо? – не понял старик. – Ключи только у меня, да и запускал я за этот месяц сюда лишь самого бургомистра, мастера стражи да четверку его стражников, чтобы помогли перетащить кого куда, льда насыпать да уложить на место. А тех стражников так от моего хозяйства воротило, что уж точно не их это работа.

– Чья же тогда? – словно сам себя спросил Юайс, переходя к трупу седобородого, и окликнул Гаоту, уже наклонившись к следующему рукаву. – А ты не скучай, Гао, не скучай. Представь, что эта шестерка жива. Приглядись к ним, приглядись. Что за чары на них или лежали, или все еще и лежат?

– Их кто-то вел… – прошептала Гаота.

Юайс продолжал возиться с трупами, старик взял жестяную лопату и принялся сгонять воду с пола в устроенное в углу отверстие, а она попробовала прислушаться к линиям и цветам. Впрочем, повторить то, что ей легко удавалось в обители, здесь не получалось. И не потому, что многочисленные обереги и в самом деле, словно плотные занавеси, закутывали подвал. И не потому, что лезли в голову мысли, что имни, тем более дикие, не убивают просто так. Уходят в лес, а убив, непременно раздирают тушу, все делают так же, как обычное зверье. Нет. Разбирать приходилось не наложенные заклинания, которые Гаоте всегда казались чем-то вроде прикрытых ладонями ламп, тихого гуденья с сомкнутыми губами или мельтешения линий и цветов, а их след. Мертвый след. Холодный след. Отвратительный до рвоты след. Исчезающий след.

– Что ты говоришь? – спросил Юайс, отходя к выгородке со льдом, чтобы подхватить ледяной кашицы и очистить ею руки. – Их кто-то вел?

– Что было в Цае, когда ты снимал с него заклинание? – ответила она вопросом.

– Заклинание и было, – вытер руки платком Юайс. – Оно и сейчас в моем мече. Ты его еще не знаешь. Это очень опасное заклинание. Для того чтобы заставить мертвеца двигаться, его нужно оживить. А это невозможно; конечно, если ты не творец-Вседержатель, но, мнится мне, даже он этим не занимается. Однако существует магия, которую еще не изучали в нашей обители. А также та, которую и не будут изучать.

– Есть что-то, что нельзя изучать? – не поняла Гаота.

– Есть, – кивнул Юайс. – Все, что связано с призывом в этот мир всякой нечисти, изучать нельзя. Точнее, это наука, которая должна быть доступна только тем, кто сам собой представляет несокрушимый бастион.

– Как ты? – с обидой спросила Гаота.

– Перестань, – улыбнулся Юайс. – Я ведь не просто так тебя с собой вожу. Ты и в самом деле видишь лучше меня. Вот сейчас я понял только одно: в каждом из этих тел есть след магии, но определить ее мне сложно.

– Она словно паутина… – прошептала, морщась от скрежета лопаты старика, Гаота. – Истлевающая паутина. Сгусток в сердце и нити, которые тянутся в руки и ноги. В Цае она была живой?

– Вот это точно, – помрачнел Юайс. – В Цае она была живой. И эту науку изучать тебе еще предстоит.

– Я хочу изучать все, – твердо сказала Гаота.

– Может, и будешь, – задумался Юайс. – Но сейчас – вот об этих мертвецах. Для того чтобы заставить их идти, не нужно их оживлять или, точнее, призывать всякую мерзость, чтобы дать ей в забаву или в услужение мертвые тела. Хотя случается и такое. Здесь же все и проще, и сложнее. Достаточно взять частицу самого себя, не часть тела, а часть того, что наставник Гран называет в своих поучениях духом или силой, и вот это поместить внутрь еще живого человека. Это важно. Еще живого. Тогда в тот миг, когда человек умрет, у колдуна будет несколько минут, чтобы заставить его идти. Он не может приказать мертвецу, приказать – это из раздела невозможной, самой опасной магии, но сам управлять мертвым телом, смотреть его глазами – вполне.

– А если он все-таки приказал? – спросила Гаота.

– Я бы почувствовал, – помотал головой Юайс. – И ты бы почувствовала. Сила такого колдуна была бы так велика, что от его заклинаний земля бы дрожала у нас под ногами. Впрочем, ты могла бы подобрать и другое сравнение. Однако и то, что совершено, тоже великое колдовство.

– Но зачем? – не поняла Гаота. – Зачем это все? Хорошо, я не знаю, что такое это ваше явление, я уже понимаю, что этот зверь тоже управляется колдуном, разве только с Цаем, наверное, вырвался из повиновения – может быть, его забыли накормить, но зачем заставлять мертвецов собираться у мертвецкой? Чтобы напугать людей?

– Чтобы напугать людей, не нужно столько ухищрений… – пробормотал Юайс. – Не знаю зачем. Пока – не знаю. Уверен, что не просто так. Но одно могу сказать точно: для того, чтобы явление случилось, здесь должно быть восемь трупов. Ты слышишь, ключник? – обернулся к старику Юайс.

– Что такое? – выпрямился и отставил лопату старик.

– Готовь еще два ящика, – сказал защитник. – Скоро здесь появятся еще два трупа. Или больше.

День перевалил через середину, но Юайс словно и не думал об обеде. И даже дивные запахи, которыми была полна Пекарская улица, его не смущали. Впрочем, Гаота и сама не могла думать о еде, запах подземелья никак не соглашался покидать ее ноздри. А защитник посматривал по сторонам, вглядывался во встречных, которые спешили к главной площади города, верно, всякому хотелось взглянуть на след настоящего драконьего пламени, и казался гораздо более разговорчивым, чем обычно.

– Это была магия, – повторял Юайс Гаоте уже в третий раз, отчего ей казалось, что он говорит сам с собой. – Я сейчас не о мертвецах, а о том, что случилось в храмовом дворе. И с драконом – какая-то магия, и с поганым колдуном, что тебе почудился. Кажется, он весьма силен, может быть, даже способен и на управление мертвецами. Хотя обманка, которую он запустил, чтобы ускользнуть от твоего взора, проста. Ты сама легко обучишься подобному. Но почувствовать эту ворожбу ты можешь уже теперь.

– У меня голова раскалывалась в храмовом дворе! – воскликнула Гаота.

– А сейчас? – поинтересовался Юайс.

– Сейчас меньше болит, – призналась Гаота. – Но сколько прошли от площади? Три сотни шагов? Когда шли вдоль стены храмового двора, ломило виски. Потом стало полегче. Потом опять ударило в затылок. Почему я должна это терпеть?

– А ты уверена, что сможешь чувствовать эту ворожбу, не испытывая боль? – спросил Юайс.