Анатолий Заклинский - Миллстоун. Трилогия (СИ)

- Не надо, не надо, не надо, я только хотел, хотел, хотел, оживить его, оживить, оживить, блестящий Бог, Бог, он оживёт...

Паузы между словами практически отсутствовали, и Джону приходилось прилагать серьёзные усилия, чтобы уловить в них хоть какой-то смысл. Убедившись, что странный субъект неопасен, детектив отвёл от него фонарик и осмотрелся. Помещение, в котором они находились, разительно отличалось от всех остальных, которые ему доводилось видеть сегодня в этой подземной структуре. Выглядело оно так, как будто не являлось творением великих предков, а было вырыто вручную. Все стены имели неправильную форму и были покрыты множеством отпечатков неизвестного инструмента, а повсюду валялись кучки породы.

Здесь же Миллстоун обнаружил детали, пропавшие у членов команды. Несколько шестерён и вал были заботливо разложены на куске ткани, лежавшем на полу. Они были идеально чистыми и блестели. Из потока непонятной речи Джону стало понятно лишь то, что этот человек поклоняется буру, считая его божеством и мечтает, чтобы гигантская машина прошлого однажды ожила. Также он к кому-то постоянно обращался и говорил, что невиновен, и лишь хотел помочь своему Богу ожить. Джон предположил, что это обращение к нему, но точно утверждать было нельзя, потому что незнакомец просто бурчал что-то себе под нос, не обращаясь к Миллстоуну.

- Простите, - сказал Джон, - вы меня понимаете?

- Я же сказал, я просто хотел, но у меня не выходило, - начал бурчать он.

- Как вас зовут?

- У меня нет, нет имени, оно мне не нужно, мне нужен только он.

Теперь хотя бы появилась уверенность в том, что странный незнакомец понимает человеческую речь, но его собственные слова сводятся к одной единственной вещи - высокотехнологичному буру, который он считает божеством. Теперь становилось очевидным, почему рабочие части фрез так заботливо очищены от пыли и грязи. Причём, всё сделано было так, что люди Гриффина не обнаружили никаких следов.

- Вы можете показать мне, где выход? - осторожно попросил Джон, когда ворчание незнакомца немного затихло.

- Я не знаю, не знаю, не знаю, я должен оставаться здесь. Знают только они, они должны прийти, я должен, должен, они помогут мне.

В этот момент поблизости послышались шаги. При их появлении незнакомец стал заметно беспокойнее, и Миллстоун, осветив проём, поднёс палец ко рту и сделал жест рукой в знак того, что пришедшим нужно вести себя тише.

Это был гриффин в компании троих крепких мужчин, вооружённых карабинами. У самого руководителя в руке был пистолет, и, судя по тому, что он немного запыхался, они чуть ли не бежали сюда, готовые действовать. Но требовалось прямо обратное, и теперь они стояли и вслушивались в беспокойное бурчание неизвестного человека, заросшего, небритого, грязного и босого, который, казалось, совсем лишён рассудка. Лишь их прерывистое дыхание нарушало монотонные реплики больше похожие на молитву.

- Прости, прости, прости, я не должен был, я знаю, но я не мог, не мог, не мог сам, поэтому попросил, я попросил, они должны были.

Сейчас он, похоже, находился во власти иллюзии, что его Божество разговаривает с ним, но это, разумеется, было не так. Но куда больше внимание Миллстоуна привлекло упоминание о третьей стороне - неизвестных людях, которые, судя по едва улавливаемому смыслу, обещали бедолаге помочь в пуске бура, а он, будучи глубоко несведущим, поверил им.

- Кто должен был прийти? - сказал Миллстоун, - воспользовавшись короткой паузой, которую незнакомец взял, чтобы отдышаться.

- Они, те, кто обещал мне, обещал, что, что, что сердце Бога снова будет биться, будет, сердце, он, да, он сможет...

Похоже, его рассудку сложно было удерживать какую-либо мысль в фокусе хоть сколько-нибудь продолжительное время, он быстро терялся и снова возвращался к своему металлическому Богу. Джону не совсем верилось, что этот дёрганый человек способен скрупулёзно перебирать трансмиссию и вычищать малейшую грязь с рабочих частей.

Джон присел к разложенным на ткани деталям и посмотрел на незнакомца. Тот замолчал и вперил в детектива взгляд, полный испуга. Но это была уже ощутимая реакция, хоть и не положительная. Миллстоун осторожно взял в руку маленькую коническую шестерню и поднёс её ближе к лицу своего странного собеседника.

- Что это? - мягко спросил он.

Его глаза в момент прояснились и преисполнились понимания. Он протянул руку, которая перестала дрожать, и взял блестящий металлический предмет.

- Это его. Его часть. Я взял её, чтобы помочь. Я сохранял её в прежнем состоянии, чтобы потом вернуть.

Он посмотрел на Миллстоуна так, как будто бы силился объяснить что-то важное, но натыкался на непонимание.

- Возможно, вы должны сделать это сейчас?

- Нет! - он судорожно затряс головой, сжимая шестерню в руке, - там сейчас те, другие, нельзя допустить, чтобы они разрушили его. Они хотят это сделать, и я забрал, чтобы помешать им.

Несмотря на некоторую осмысленность, появившуюся в словах этого человека, становилось понятно, что он плохо осознаёт реальность. А ещё, возможно, он плохо различает лица, и спутал тех, кто должен был к нему прийти с теми, кого старался избегать.

Миллстоун погасил фонарик и жестом показал Гриффину и его людям сделать то же самое. В помещении воцарилась кромешная тьма. Он представлял себе выражения лиц работников технологического бюро - ими овладело полнейшее непонимание происходящего. Но, надо отдать им должное, держались они тихо, как то и требовалось.

Дикарь некоторое время молчал, и Миллстоун уже начал сомневаться в своей теории, как вдруг снова раздалась его непонятная молитва. Сначала он шептал её, но со временем громкость увеличивалась. И вот уже спустя примерно пять минут всё выглядело так, как в тот момент, когда Джон только зашёл сюда. Незнакомец быстро терял реальность, и всё, что не относилось к его божеству, надолго не задерживалось в его памяти. Видимо, этим кто-то решил воспользоваться, потому что самостоятельная деятельность вблизи работников бюро была не такой уж безопасной.

- Ты сделал то, что, мы просили? - изменив тембр голоса на более низкий, спросил Миллстоун.

- Да, оно у меня, у меня, но я не отдам вам, нельзя, нельзя, - забурчал дикарь.

В темноте послышалась возня, а вскоре зазвякал металл - похоже, он сворачивал ткань, на которой были разложены похищенные детали, чтобы проще было спрятать их от незнакомцев.

- Но тогда мы не сможем помочь тебе, - продолжал Миллстоун.

- Вы не помогаете, нет, нет, нет, я раскусил вас, вы подлые, подлые, - он забился в угол, своим телом прикрывая свёрток из ткани, - вы не вернули часть его сердца, как обещали, теперь оно не начнёт биться, не начнёт, он так и останется мёртвым, я не могу, не могу, не могу.