Сэй Алек - Мерзкий старикашка

На счастье, рыбы к тому моменту мною было наловлено столько, что (в соленом и копченом виде) ее в еде не убавилось, хотя предполагаю, что брат Асмара при трате запасов на текущие нужды выдержал титаническую битву со своей жадностью.

В помощники библиотекаря меня, правда, выдвигать никто покуда не торопился, но я рук не опускал, коварно готовясь подсунуть идею насчет переплетенных книг, которые тут или не в ходу, или вовсе неизвестны. Если и это не приведет меня к вожделенной должности, то придется что-то мудрить уже по поводу книгопечатания.

Ну а покуда Шантарамка был занят каталогизацией библиотеки, я, буквально с боями вырвав Тумила обратно под мое непосредственное руководство (чтобы было кому таскать круглое и катать квадратное), умотал на целую неделю в горы за форелью — и стол разнообразить, и участия в этом безумно «увлекательном» занятии избежать. Кастелян, шибко «пеструшку» уважающий, удовлетворенно потер руки и договорился с жителями расположенной поблизости деревушки о ежедневной доставке улова.

Жучков и прочих насекомых на наживку мы с молодым послушником насобирали по пути целый здоровущий короб. Ярких, на которых эта рыба летом особо охотно клюет, попалось не очень много, но и так рыбалка определенно задалась. К тому же за всю неделю не приключилось ни малейшего дождя, так что я с удовольствием погрел свои старые косточки на камнях, перепоручив саму ловлю Тумилу, а себе оставив в основном командные функции.

Парень, в общем-то, и не возражал. На похвалу ему, по возвращении с рыбалки, я никогда не скупился (тоже для Лисапета поведение совершенно нехарактерное, но вполне объяснимое — увидел старый перечник в пацане себя в юности), так что слава знатного рыбака постепенно закреплялась и за ним. Мальчик, кстати, он оказался весьма сообразительный и мигом понял, какую выгоду из этого может в дальнейшем извлечь. Да и просто уважение убеленных сединой мужей ему льстило безмерно.

Однако отпущенная мне неделя подошла к концу, и пришло время возвращения в обитель. Отслужив утреннюю службу (ну монах я, положено мне такое аж четыре раза в день, не палиться же перед мелким на тему того, где я всех местных богов видел), мы с Тумилом собрали свои нехитрые пожитки и вечерний улов, да и пошли неторопливо до монастыря. По пути повстречали крестьянина на телеге, направлявшегося аккурат в обитель, и тот нас подвез.

Пацан всю дорогу самым бессовестным образом продрых, а мы с водителем кобылы провели время пути в беседе на тему того, как раньше трава была зеленее, небо — ярче, а девушки — красивее. Дядюшка Аук, как он представился, моим ровесником оказался.

Монастырь встретил наше прибытие вовсе не характерными ему обычно шумом и суетой. По двору носились растерянные монахи, таскающие какие-то тюки в настоятелеву «парадную телегу», как я это называю. За их суетой с неприкрытой иронией наблюдало несколько находящихся тут же солдат в пропыленных плащах и с осунувшимися от усталости лицами. Запряженная в изукрашенное нечто пожилая кобыла, которое Тхритрава (а до того не менее трех его предшественников на посту главы обители) использовал для парадных выездов, видимо, к колготящимся инокам тоже испытывала презрение, что и продемонстрировала, задрав хвост и нагадив на цветные плиты, которыми был замощен двор. Солдатские лошади как существа военные, а потому более дисциплинированные от подобного проявления чувств пока воздерживались.

— Чегой-то у вас такое случилось? — крякнул Аук, сдвинув шапку на затылок.

— Да кто ж его знает? — пожал плечами я. — Приехал кто-то. Теперь кто-то уезжает.

— Ить, а колымажка-то отца-настоятеля, — опознал транспортное средство крестьянин.

— Ну, значит, он куда-то и уезжает. — Кажется, мой вывод был вполне логичен. — Тумил, просыпайся, мы приехали.

Паренек сладко потянулся, легким движением соскочил с телеги и часто заморгал, разинув рот.

— Ну? — язвительно вопросил я. — Что у нас не слава Солнцу? Выезд отца-настоятеля никогда не видал? Так ничего странного, что не видал, — он почти никуда и не ездит.

— Блистательные! — благоговейно ахнул послушник.

Я перевел взгляд на солдат и внимательно их осмотрел.

— Да я бы сказал, не особо. Скорее, Грязнейшие и Пыльнейшие. — Плащи и некая помесь кафтана и халата со стоячим воротником, которую местные побогаче носят в качестве верхней одежды (а воины — и поверх кольчуг, кстати), действительно свидетельствовали о долгом пути, который пришлось преодолеть их владельцам. — Ну или Нестираннейшие, если быть уж совсем точным.

— Да ты только погляди на их шервани, брат Прашнартра! — Это он как раз про халатокафтаны.

— Вижу, — кивнул я. — Все испачканные, даже и не скажешь, какого были цвета.

— Синего! И с вышивкой золотой! — проявило эрудицию подрастающее поколение. — Да ты на сабли их глянь, на ножны!

— Богатые. — Я начал осторожно слезать с облучка, а потому спорить с очевидным не имел желания, дабы в полемическом запале не сверзиться. — Надеюсь, на клинках они тоже не экономили.

— Ну открой же ты глаза! — возмутился мальчик. — Не видишь ты, что ли? Они изукрашены царскими знаками! Это приближенные самого владыки!

— Нет над нами владыки, кроме Святого Солнца и братьев его, — пробормотал я ритуальную фразу и нащупал наконец ногой твердую землю. — Гвардейцы Кагена, значит?

— Да! — почти выкрикнул Тумил.

— И чего они тут забыли, интересно? По разбойным мордам вижу, что не молиться приехали.

— Не иначе как примас помер, — авторитетно заявил Аук. — А эти к отцу Тхритраве приехали, на Святсовет звать, выбирать нового.

— Это да, такие дела без нашего настоятеля не решаются, — важно кивнул я и начал расшнуровывать свою котомку.

Наш глава обители в местной табели о рангах и впрямь стоит довольно высоко — примерно на уровне кардинала без портфеля.

— Хотя с чего б ему помирать-то? — Меня взяло сомнение в правдоподобности версии Аука. — Он же едва-едва четверть века разменял.

— Дык ить это у нас, в Долине Ста Благословений, по полвека порой живут, а то и подольше бывает, а в низинах людишки-то как мухи мрут. Лет двадцать, много если тридцать протянут — и, считай, конец. А все отчего? Оттого что жизнь у них шебутная, и о душе они забывают, — поделился своими мыслями крестьянин.

— Это верно. Все поголовно в греховодничество впали. — Я извлек наружу вяленого карпа из тех запасов, что мы брали на случай отсутствия клева, нацарапал на нем ножиком знак Святого Сердца и протянул Ауку: — Вот, прими в знак моего благословения, добрый человек. Тумил, хорош зырить на солдат, хватай улов, и потопали.

Мы взяли по кожаному мешку с лямками (на юную рабсилу я навесил еще и котомку с остатками продуктового запаса и одеялками — нехай поможет дедушке, пока тот до демобилизации на небеса не надорвался), каждый кило так по двадцать пять, и пошли на кухню. Миновали монастырскую трапезную, по этому времени, естественно, пустую, и вперлись в царство брата-кормильца и его присных.