Константин Калбазов - Несгибаемый

А репутация Петра, как по наследству, перейдет Мите, который сейчас в семье за главного мужика и добытчика. Так что гордость гордостью, но и про парня забывать не следует. А что до купца, так ведь не всегда в лоб-то надо. Порой и подумать не грех. Оно ведь не больно.

После обеда работа была закончена. Затопили топку в «стирлинге», обождали немного, пока прогреется горячий цилиндр. На улице хотя и солнечно, но февраль месяц и морозец давит, а потому разница температур в цилиндрах значительная выходит и греть долго нет надобности.

Петр взялся за маховое колесо машины, качнул пару раз и от души крутнул. Оно провернулось сначала с натугой. Потом сделало полный круг, еще, и еще, и постепенно начало набирать обороты. Несколько секунд, и «стирлинг» весело застрекотал. Когда подключили привод динамо-машины, обороты было упали, но лишь на мгновение, потому что практически сразу частота вращения стала прежней. Лампочка под потолком весело загорелась, освещая полутемное помещение машинного сарая.

– Ну вот, хозяин, принимай, – удовлетворенно произнес Петр. – Пару раз за вечер подбросите дровишек, а там и ко сну отходить время подойдет.

– Хорошая работа, – удовлетворенно кивнув, произнес купец.

– А по-другому и не можем. С тебя еще двадцать рублей.

– Я помню, Петр, не переживай. Только тут дело такое, поиздержался я малость. Ты уж не обессудь, но я с тобой потом посчитаюсь. Пора нынче горячая подходит, в тайгу ехать надо. Все в товар вложено.

На «Петра» обижаться не стал. Это же не «Петька», а вполне даже уважительно. А вот в остальных словах купца усомнился. Двадцать рублей – это для рабочего сумма довольно серьезная при его месячном заработке в тридцать рублей. И это для нормального рабочего, не белой кости, мастерового, но и не подмастерья или какого никчемного. А у Захара Силантьевича разница на одной только соболиной шкурке минимум тридцать рублей составляет, а то и всю сотню.

– Уверен, Захар Силантьевич?

– А ты в моем слове сомневаешься?

– Да как бы часа три назад ты иное сказывал. Про крепкое купеческое слово поминал.

– Да как ты… Да я тебя…

– Все-все-все, Захар Силантьевич, не серчай. Потом – значит, потом. Вот как скажешь, так и будет, – забрасывая на спину ранец с инструментом и направляясь на выход, согласился Петр.

– Вот то-то же, – самодовольно буркнул купец в спину уходящему.

Оказавшись на улице, под лай купеческой собаки Петр с Митей быстро вдели ноги в крепления лыж и покатили по заснеженной улице. Петру претило вышагивать пешком, просто потому что это было ну очень медленно. Не привык он к спокойной размеренной жизни. У него до сих пор никак не могла выработаться свойственная местным неторопливость. Он не мог свыкнуться с тем, что для того, чтобы пройти город из конца в конец, нужно затратить порядка полутора часов. Это же уму непостижимо, сколько он за это время успел бы сделать!

Поэтому, когда выпал первый снег (который, что изрядно удивило уроженца Кавказа, после этого так и не растаял), Петр озаботился лыжами. Никогда не ходил на них, но решил, что так будет всяко быстрее. Ох и намучился он, пока научился более или менее сносно бегать на этом девайсе! Пришлось в прямом смысле этого слова тренироваться, выбираясь на выпасы за слободкой.

Потом выяснилось, что длинные лыжи в городских условиях – все же не очень удобно. Громоздкие они. Опять же, на улицах города провалиться в снег не грозит. В основном приходится кататься по дорогам или набитым тропам. Поэтому Петр решил смастерить эдакие широкие коротыши. Оно и по свежевыпавшему снегу не так тяжко, и вполне себе оборотисто. Считай, те же ролики или коньки.

Затраченные усилия себя оправдали. Скорость передвижения по городу возросла минимум в два раза. Правда, приходилось быть поаккуратнее, чтобы не угодить под какого лихача с одной лошадью в упряжке или тридцатью – под капотом. С другой стороны, не сказать, чтобы движение в Красноярске было столь уж оживленным. До автомобильных пробок тут явно еще очень и очень далеко.

Поначалу его затею подняли на смех. Митя наотрез отказывался выставлять себя на посмешище. Но Петр заявил, что он никого ждать не собирается, и если Митя хочет с ним работать, то должен пошевеливаться. Это возымело свое действие. Заработок семье был нужен, а потому паренек наступил своей гордости на горло.

Впрочем, коситься и оглядываться на смешки ему пришлось недолго. Затею вполне себе оценили. Сначала неугомонная детвора, мастерившая себе лыжи из подручных материалов. Потом забаву подхватили господские дети, а там и многие взрослые подтянулись. Появилось у них и свое название – городские лыжи. К концу зимы они даже появились на прилавках вместе с лыжами нормальных размеров.

– Дядь Петр, а можно спросить? – весело катя рядом со старшим товарищем, произнес Митя.

– Валяй, – шевельнув плечами и поудобнее пристраивая ранец, разрешил Пастухов.

Удачно все же ему подвернулся этот австрийский трофей. Выкупленный за рубль у какого-то мужичка на базаре, он отлично подошел для хранения и носки инструментов.

– А вы специально в распределительном щитке с соединением намудрили? Ну, когда меня от него отстранили?

– Х-ха. Вот молодец ты, Митрий. Причем дважды. В первый – потому что промолчал и спросил только сейчас. А во второй – потому что заметил ошибку. Не зря все же я тебя вечерами гоняю и дома угол под наши занятия выгородили.

– Значит, я не ошибся?

– Не ошибся. Не ошибся. А сделал я это, потому как понял, что купец с нами не расплатится. Ну а коли так, то каждому воздастся по делам его.

– А как он честно с нами расплатился бы?

– Ну так и я бы все сразу исправил. Там дел-то – пару-тройку проводов перекрутить. Или ты ошибку увидел, а в чем она, не понял?

– Да не. Понял, дядь Петр.

– Вот и ладно. Ничего, Митя. Прибежит еще к нам, в ножки поклонится. Как говорил один мудрец, на всякую хитрую задницу найдется архимедов винт.

– Какой винт? – поспешил уточнить паренек.

– Учиться тебе надо, Митя, вот что я тебе скажу.

– Как же учиться? Вот вашу науку познать – это да, надо. А какие иные… Некогда мне учиться. Братьев да сестренку поднимать придется. Мамка одна не сдюжит.

– Это верно. Но прими совет: из кожи вон, но постарайся выучить своих братьев. Сделай их настоящими мастерами. Не все же горе-то мыкать.

– А ты, дядь Петр? Ты не поможешь?

– Ну, я. Я, по сути, человек-то сторонний. И потом…

– Не надо, дядь Петр. Понимаю я все. И она с довеском, и ты куда моложе ее. Но мамку не обижай.

– И в мыслях не было. И не будет, – искренне заверил Петр.

– Вот и ладно, – вздохнул Митя. Он успел прикипеть к постояльцу и был совсем не против, чтобы тот остался с ними навсегда. – Дядь Петр, а мы сегодня на выгон стрелять пойдем? Ты обещал, – перевел он разговор со скользкой темы.