Павел Корнев - Спящий

– Хочешь отсюда переехать?

– Нет, Лео. Не хочу, – отказался старик и спросил: – Зачем пожаловал? Что надо вытащить из твоей памяти на этот раз?

– Человека.

– Ну хоть так! – хрипло рассмеялся старик, откашлялся и подошел к мольберту. – Сосредоточься, Лео. Сегодня у тебя в голове даже не каша, а самый натуральный студень.

Я улегся обратно на кровать и постарался восстановить в памяти нашу случайную встречу с Шоном Линчем в вестибюле отеля. Но голова была тяжелой, мысли путались, и сосредоточиться на лице рыжего ирландца никак не получалось. На границе сознания клубились непонятные образы, Шарль ругался, сминал листы и кидал их в корзину.

– Выпей чаю, Лео! – предложил он наконец. – Я заварил свой собственный сбор. Тебе понравится.

Отказываться я не стал. Мы с рисовальщиком посидели и поболтали о какой-то ерунде, а потом Шарль подтянул к себе чистый лист и несколькими скупыми движениями набросал портрет Линча.

– Извини, Лео. Это все, что я смог вытащить у тебя из головы. Завязывай с морфием.

Я осветил лист керосиновой лампой и присвистнул. На этот раз слепой рисовальщик превзошел сам себя: редкие карандашные черточки удивительным образом складывались в знакомое лицо. Именно этого человека я видел у стойки портье в тот злополучный день.

– Просто поразительно! – не поскупился я на похвалу.

– Твои слова – как бальзам на душу, – рассмеялся Шарль, ушел в темный угол и зашуршал мешочками. – Я отсыплю тебе чаю, пей три раза в день. Станет легче.

– Отлично! – улыбнулся я и, стараясь не шуметь, приподнял лампу и придавил ее основанием пару сотенных банкнот. А потом, повинуясь некоему наитию, взял из мусорной корзины один из смятых листов.

Глаза, клыки, когти.

Вертикальные зрачки, ехидный изгиб широкой улыбки, блеск загнутых лезвий.

Чеширский Кот. Его я тоже узнал с первого взгляда, хоть жуткий монстр и нисколько не походил на благодушное животное с иллюстраций Джона Танниеля.

– Держи, Лео!

Я принял от рисовальщика матерчатый мешочек, убрал его в карман, затем осторожно сложил портрет подозреваемого и поднялся из-за стола.

– Благодарю, Шарль.

– Забери деньги, – потребовал рисовальщик. – Я слышал шуршание банкнот.

– Тебе показалось, – не моргнув глазом соврал я, натянул реглан и подошел к входной двери. – Закрой за мной.

– Пей чай! – напутствовал меня на прощанье Шарль Малакар.

– Обязательно.

Я вышел за дверь и по темным проходам отправился на поиски лестницы. Разговор о сиятельных оставил тягостное впечатление, поэтому правую руку я держал в кармане с револьвером, но никто в мою сторону даже не посмотрел. То ли вид был столь откровенно недобрый, то ли просто на сиятельного я со своими прозрачными глазами больше нисколько не походил.

Броневик дожидался меня на прежнем месте. Я забрался в кузов и протянул листок Рамону.

– Вот наш человек.

Рамон Миро подсветил себе электрическим фонарем, неопределенно хмыкнул и попросил:

– Напомни, как его зовут?

– Шон Линч. И еще Рой Ллойд, но это точно вымышленное имя.

– Проверим, – кивнул крепыш, карандашом записывая имена на обратной стороне листа.

– Что теперь? – спросил я.

Рамон с сомнением посмотрел на меня и потер подбородок.

– Сейчас уже поздно, нужных людей на службе могу и не застать. Отвезти тебя домой?

Я покачал головой. Альберт точно еще не вернулся с репетиции, Лилиана гостит у родителей, а с суккубом мне общаться не хотелось.

– Нет, давай лучше в Императорский театр, – решил я.

– Серьезно? В театр?

– Угу. Завтра с утра позвоню, узнаю новости.

– Как скажешь, – покачал головой Рамон и велел Тито трогаться с места.

Здание Императорского театра поражало воображение приезжих своей монументальностью, мускулистыми фигурами атлантов портика и многочисленными мраморными статуями фронтона. В центре крыши возвышался купол башни с золоченым шпилем, который в ясную погоду был виден даже с отдаленных окраин.

Коренные жители столицы этих восторгов в большинстве своем не разделяли и с пренебрежением именовали театр скворечником. Никто уже не мог точно сказать, по какой именно причине прижилось это уничижительное прозвище: то ли из-за напоминающей формой птичью клетку башни, то ли из-за обитавших внутри певичек.

Попасть внутрь не составило никакого труда: под репетиции Альберту Брандту выделили полуподвальное помещение в боковом крыле, и основной своей задачей вахтер полагал выгонять артистов, костюмеров и рабочих сцены курить на улицу. Отследить посетителей суетливый дедок попросту не успевал.

Само по себе репетиционное помещение показалось мне просторным, но не слишком ухоженным. Там я задерживаться не стал, уточнил у бежавшей по коридору полуголой девицы, где искать господина поэта, и отправился в указанном направлении. Стучавшей зубами от холода актрисе даже не пришло в голову поинтересоваться, кто я такой.

В кабинете Альберта оказалось едва ли теплее, чем в коридоре. Единственной его привилегией была возможность курить прямо за рабочим столом: когда я переступил через порог, под потолком так и витали густые клубы дыма.

– Лео! – удивился поэт, который размазывал по лицу белесую массу, консистенцией и внешним видом походившую на вазелин. – Я тут…

– Нет! – выставил я перед собой раскрытую ладонь. – Ничего не объясняй. Не хочу вникать в ваши богемные дела.

– Брось! – рассмеялся Альберт и продолжил растирать мазь. – Это состав для защиты от солнца. Без него я бы не пережил лето в Монтекалиде!

У поэта действительно была аллергия на прямые солнечные лучи, но я лишь недоверчиво хмыкнул.

– На улице дождь идет, Альберт.

– Не важно! – отмахнулся поэт и передвинул на край стола жестяную банку с закручивавшейся крышкой. На этикетке белокожий вампир преспокойно стоял под солнечными лучами и улыбался.

– Наука творит чудеса, – усмехнулся я, усаживаясь в кресло.

Альберт вытер излишки мази бумажной салфеткой, выкинул ее в корзину для мусора и спросил:

– Какими судьбами?

– Лилиана уехала повидать родителей.

– О! – обрадовался поэт, открывая ящик стола. – Значит, по времени мы не ограничены! – Он достал бутылку вина и принялся срезать сургуч. – Лео, что будешь пить?

– А как же репетиция?

– Уже закончилась. Но раз здоровье моей ненаглядной супруги снова в порядке, я могу позволить себе немного задержаться на работе!

– Елизавета-Мария заезжала днем?

– О да! – подтвердил Альберт. – Ее новый образ вызвал настоящий фурор! Уверен, об этом напишут в своих колонках все светские обозреватели!

– Рад за вас.

– Лео, ты не ответил – что ты будешь пить?

Я оглядел кабинет Альберта с единственным окошком под самым потолком и практически полным отсутствием мебели и спросил: