Павел Корнев - Спящий

– Тебя хотел убить Моран? – Крепыш отодвинул от себя тарелку и поднялся из-за стола. – Серьезно?!

– Сядь! – приказал я. – Сядь и успокойся. С Мораном я разберусь.

Рамон опустился на стул и нервно постучал пальцами по краю столешницы. Не требовалось быть великим физиономистом, чтобы прочитать явственно отразившееся на его лице недоверие. И страх. Охвативший бывшего напарника страх я ощущал без всякого таланта сиятельного.

– И как ты с ним разберешься, Лео? – нахмурился Рамон. – Собираешься его убить?

– Нет, – покачал я головой, намереваясь апеллировать к главному инспектору фон Нальцу. – У меня есть связи.

– У тебя есть связи, так зачем тебе я?

– Тебя я к этому делу больше привлекать не буду, – пообещал я. – Займись профессором Берлигером.

– В смысле?

– Выясни, погиб он при пожаре или нет.

– И если он жив?

– Просто отыщи его. Сам с ним поговорю. Это все.

– А если меня захотят допросить по делу Линча? Я ведь засветился, выспрашивая про него! Что мне говорить полицейским?

Я только плечами пожал.

– Придумай что-нибудь. И не забудь сжечь тот рисунок.

– Хорошо, – кивнул Рамон, достал бумажник и обреченно протянул: – А ведь я просто хотел уехать на Карибы…

– Чтобы там тебя проклял какой-нибудь жрец вуду? – усмехнулся я, поднимаясь из-за стола.

– Ну что у тебя за язык такой, Лео?

– Нормальный язык, – ответил я, снимая с вешалки реглан. – Избавляю тебя от иллюзий.

– Не трудись.

– Как скажешь. Подвезешь меня до Брандта?

– В центр не поеду, – отказался Рамон. – Заторы на дорогах просто чудовищные.

– Тогда катись сразу в «Готлиб Бакхарт», а меня высади у подземки.

– Это можно.

Рамон расплатился за завтрак, получил у официанта бумажный пакет с лепешками для племянника и распахнул входную дверь.

– Идем, Лео, – позвал он меня. – Броневик – в соседнем переулке.

Я подхватил чемоданчик, и мы отправились в путь.

Сначала от беспрестанной тряски на неровной брусчатке меня укачало в броневике, затем я несколько раз проваливался в сон под стук колес подземного поезда. Клевал носом, вздрагивал, пугая окружающих резкими движениями, но через какое-то время все повторялось по новой.

На улицу вышел словно вареный овощ. Голова кружилась, ноги подгибались, сорочка на спине пропиталась от пота. Но хоть не тошнило…

На ступенях станции подземки какой-то бойкий мальчишка попытался всучить мне рекламную листовку, я отмахнулся от него и, едва не сбив тележку торговца газетами, зашагал прочь. На свежем воздухе сознание постепенно прояснилось, и когда я свернул на улицу Яблочкова, то уже окончательно пришел в себя, разве что немного неровно постукивало из-за выпитого кофе сердце.

Зато ощущался прилив сил и совсем расхотелось спать. Это радовало.

Очень радовало.

Неожиданно за спиной раздалось непривычно мягкое урчание порохового движка, и на проезжую часть из переулка выкатилась длинная самоходная коляска с хромированными бочонками фар и затейливой решеткой радиатора. Я потянул из-за пояса револьвер, но в распахнувшуюся дверцу нагнавшего меня экипажа выглянул Уильям Грейс. Сбоку от него неподвижно замерла с закрытыми глазами фрейлина-оракул. Шляпки с вуалью на этот раз на ней не было, и черные волосы свободно ниспадали на плечи; под сиденьем лежали сброшенные с ног туфельки.

– Забирайтесь, Леопольд! – потребовал лейтенант лейб-гвардии. – Да быстрее же! Быстрее!

Я немного поколебался, но все же влез на обтянутое коричневым вельветом сиденье, убрал чемоданчик под ноги и захлопнул за собой дверцу.

Уильям Грейс без промедления постучал в перегородку между пассажирским салоном и водителем, и экипаж тронулся с места, плавно набирая ход. Фрейлина при этом даже не пошевелилась. Оракул, без всякого сомнения, пребывала в глубоком трансе: стискивавшие жемчужную нить пальцы побелели от напряжения, на опущенных веках отражалось движение глазных яблок, медленно-медленно вздымалась обтянутая блузой с глубоким декольте грудь.

– Что-то случилось? – спросил я, гадая, чем вызвано появление неразлучной парочки на этот раз.

– Ты не спал сегодня! – произнес Уильям Грейс таким тоном, словно обвинял в государственной измене.

Впрочем, так оно и было: бодрствовал всю ночь напролет я не вовсе из-за бессонницы, а желая избежать встречи с принцессой Анной.

– Не было времени на сон, – пожал я плечами.

– Бегал от бывших коллег? – усмехнулся лейтенант.

– В смысле?

Уильям Грейс посмотрел на меня с нескрываемым недоумением.

– Леопольд, со вчерашнего вечера ты объявлен в розыск по требованию Третьего департамента! Не знал?

– Нет, – ответил я, весь так и обмирая внутри. – Это какое-то недоразумение. Главный инспектор заверил…

– В экипаж главного инспектора вчера бросили ручную бомбу, – ошарашил меня лейтенант новым заявлением. – Фридрих фон Нальц мертв. Ответственность за покушение взяли на себя анархисты.

– Дьявол! – только и вырвалось у меня. – Кого назначили вместо него?

– Министр юстиции по личной просьбе герцога Логрина поручил временное руководство полицией старшему инспектору Морану.

Я шумно выдохнул и посмотрел на собеседника в упор.

– Это все Моран, – прямо заявил я. – Сукин сын! Он хочет меня убить!

– Зачем это ему?

– Это личное. Вы должны прикрыть меня от него!

Уильям Грейс только посмеялся.

– Мы не станем делать этого, – отрезал он. – Короне не нужен такой скандал. Выпутывайся сам.

– Если меня арестуют…

– Не попадайся!

– Вы должны осадить Морана!

– Нет никаких «мы»! – взорвался Уильям Грейс. – Есть впавшая в кому наследница престола, опальный лейтенант лейб-гвардии и фрейлина-морфинистка! А больше – никого! Остальные… – Лейтенант успокоил дыхание и хрустнул костяшками пальцев. – Занимают выжидательную позицию. И это в лучшем случае. Многие нам откровенно противодействуют.

Я откинулся на мягкую спинку сиденья и выдохнул:

– Драть!

В этот самый момент фрейлина разжала стискивавшие жемчужную нить пальцы, отняла руку от своей груди и положила ее на пах лейтенанта.

– Мой дорогой Вилли, – мягко промурлыкала она, не открывая глаз, – вы, должно быть, все еще сердиты на меня за ту недостающую жемчужину, но прошу – следите за своим языком! У вас в кальсонах не бусины, оторвутся – обратно не пришить!

Длинные тонкие пальцы с ярко-красным маникюром явственно напряглись, лейтенант судорожно сглотнул, и его открытое мужественное лицо сделалось лилово-пунцовым.

– Я учту, – выдохнул он из себя обещание, вжимаясь в спинку сиденья.

Для фрейлины этого оказалось достаточно, она вернула руку себе на грудь, но теперь пальцы не стискивали бусы, а беспрестанно пропускали между собой отдельные жемчужины, словно это были четки.