Сс Базов - Когда кончаются игры (СИ)

«Скорая» успевает на место раньше машины с Гранитом и Акроссом. Носилки выносят с запасного выхода, потому что праздник должен продолжаться. Подойти Акроссу не дают санитары, отпихивают грубо, и удостоверение он достает скорее из мстительности, чем правда так уж желая во что бы то ни стало поговорить с жертвой.

Теперь его пропускают в кузов машины, к раненному, тот туманным взглядом смотрит в потолок и внимания на Акросса не обращает, и кажется, что сейчас спрашивать о чем-то глупо.

— Меня назначили поймать сбежавший проект, — объясняет Акросс, не представившись. У него и так ощущение, что он говорит со стеной и вряд ли этот человек запомнит его имя. Кровь уже остановлена и обезболивающее введено, нет смысла срочно доставлять жертву в больницу, и Акроссу дают время на вопросы. — Кай. Тот самый, что сделал это с вами… Хотя не думаю, что ошибусь, сказав, что это сделал его партнер. Зачем Кай приходил? Что за конфликт у вас возник?

— В конце две тысячи тридцать девятого года он подписал соглашение, что готов проститься со своим бессмертием ради сотрудничества. Ему было вшито устройство, рядом с сердцем. Вызывает что-то вроде сердечного приступа, бьет его током, если надо его остановить. И раздавит его сердце, если он совсем с тормозов слетит. Такие были вживлены абсолютно всем бессмертным, за это им гарантировали безопасность, и что их не будут использовать как лабораторных крыс, — мужчина на носилках говорит спокойно, будто вместо него тут фальшивка, робот, но смотрит все так же в стену. Акросс давно перестал воспринимать окружающих людей как картонных или просто игровых персонажей. Он потратил много усилий, чтобы выбить всю дурь из близнецов и вдолбить им, что атаковать они могут только Кая с его командой, и за это разрешил на этих четверых отрываться за всех.

— Но он снова оказался подопытным, — напоминает Акросс. — Я не слышал про устройство контроля…

— Оно считалось утерянным. О Вольфганге многого нет в бумагах. В том числе и про пульт.

— Почему, ведь оно могло бы помочь мне остановить его?

Политик оборачивается, чтобы посмотреть Акроссу в глаза своим безразличным, немигающим взглядом, но выражение лица у него такое, будто это Акросс тут чем-то обколот.

— Потому что никто и не собирается останавливать Вольфганга. Он нами куплен. И вам это дело дали только чтобы вы за своим хвостом бегали, и вернулись ни с чем. Даже если вы его поймаете — если он отдаст им пульт, то его снова отпустят сеять хаос в стране.

— Я думал, что он для политиков не более, чем игрушка.

— Так и есть. Но играть можно разрезая игрушки на части, а можно натравливать своего бульдога на более слабых животных.

— Например на вас, — не сдерживается Акросс. Политик резко поднимается и протягивает к нему обрубок, пытаясь схватить за ворот, неверяще смотрит на забинтованную культю и ложится обратно, отвернувшись.

— Если вам надо поговорить, то запишитесь на прием, когда я выйду из больницы. А теперь проваливайте.

Акросс слышал, что некоторые медицинские препараты действуют как сыворотка правды. То есть их вкалывают для наркоза, а получаются к тому же и честные ответы.

— Есть еще пульт? Не может же быть, чтобы этот был один.

— Этот последний. Вольфгангу никогда не нравилось быть собакой на привязи. Люди похищали пульт, чтобы управлять им, и он забирал его у них. Я думал, что в нашем сотрудничестве есть что-то еще, кроме страха за свою жизнь. Думал, мы деловые партнеры.

— Не волнуйтесь, руку могут пришить, — поднимаясь, напоследок успокаивает Акросс без особой заботливости.

— Может, — отзывается политик, и уже когда Акросс спускается из кузова, громко добавляет:

— Но руку они забрали с собой.

Дроид возвращается в квартиру безоружным, потому что в метро нельзя было попасть с пистолетами. Оружие вообще запрещено во всей стране, но ведь и в России был запрет, а влиятельные люди откуда-то брали огнестрельное.

Кай сам открывает ему дверь, улыбается и жмет руку, предложив:

— Рассказывай.

— Блин, это было так круто, — выдыхает Дроид. — У них была скорость света, и я думал, что хана мне, меня и правда к машине привяжут и по асфальту провезут, но я уложил их в четыре пули, четвертая из которых была контрольной!

Хаски игнорирует, сидит за кухонным стальным столом, глядя в экран планшета, на котором внимательно слушает рассказ Гидра.

— Вот, мне он руку ломает, а Дроида он расспрашивает с интересом, — ворчит Хаски.

— Но Дроид же молодец, — не понимает его Гидра.

— Я не о том, я о его влиянии на нас. Смотри, как Дроид расцвел сразу, супер-герой прямо. Он армию теперь готов будет перестрелять, лишь бы Кай его снова похвалил.

— Как насчет меня? — шепотом спрашивает Гидра. — Меня он как приручил? Руки не ломает, хвалить не за что.

— Тебя? — Хаски не задумывается ни секунды, даже фыркает. — Разрешил тебе любить Акросса и никогда за это не осуждал.

Не то чтобы в бессмертном мире редко умирают, в конце концов сократилась же численность населения так, что опустели города, но два трупа за вечер для них все же событие. Акросс не заглядывает под простыни, он по кляксам крови на светло-желтой ткани понимает, сколько пулевых и куда пришлись.

— Минус один, — констатирует Гранит, стоя за его спиной. — В последнее время они перестали до него добираться. Нюх потеряли что ли?

Акросс должен ответить, что это Кай с командой подучился играть, но его мучает другая мысль. Конечно, убийство близнецов укладывается в правила, но в этот раз всю игру за Каем тянется кровавый след.

— Я не понимаю, — отрешенно произносит Акросс. — Разве не я главный злодей?

Гранит смотрит внимательно, пытаясь подобрать слова, в конце концов из всего разнообразия выбрав:

— Ты считаешь, что ты злодей?

— Я существую для того, чтобы убивать мальчишку ниже, младше и слабее. Убиваю его самым жестоким способом, который мне доступен. Разве не так поступают злодеи?

— Тогда перестань. Ты его уже довел, видишь?

Акросс отрицательно качает головой:

— Нет. Еще не довел. Все еще не достаточно. Просто не могу понять, зачем он других людей в наши игры втравливает? — и, немного подумав, сам себе же и отвечает:

— Потому что они пытаются ему навредить… Он убил докторов потому, что один из них его чуть не препарировал за секунду до этого. Политика убил Хаски, спорить готов. За то, что тот продал Кая. Его собачья душа не выдержала такого отношения к хозяину. Второго искалечил, потому что он тоже пытался ему угрожать. Все бы ничего, но он выбивается из своего характера. Мальчик, который не стреляет в спину противнику и пытается спасти всех, кого сможет, не убивает докторов только за то, что они в том же халате, что и тот…