Сс Базов - Когда кончаются игры (СИ)

— Я родился перед первой мировой. В Германии, — начинает Кай. — Даже триста лет спустя человечество еще помнит то время. Даже если частично что-то из него повторялось… Такого, как там, уже не было. Возможно, мы так же запомнили бы инквизицию, будь тогда у человечества техника, способная это снимать. Даже если бы мне теперь в самом деле было семнадцать — после всего, что там было, называть меня ребенком уже невозможно.

Сознание Кая привычно отрицает эти воспоминания, они потеряли связь с самим Каем теперь, когда он был лишь персонажем. Но все же память о том времени была похожа на самую жуткую кинохронику. И тогда так же вытравливалась наколка с кожи и после каждой смерти его принимали за нового заключенного, а он был слишком слаб, чтобы бежать.

— Когда победили те силы, которые всеми считались добром, мы ждали другого мира. Лучшего мира. Но как бы человечество не страдало, оно продолжает себя гробить. Мне кажется, что не мы должны бояться пришельцев. А они нас.

— И поэтому пришел доказывать свою правоту с оружием в руках?

— Видите ли, я ведь тоже человек, — пожимает плечами Кай. — И я совсем не против, если человечество вымрет окончательно. Но при одном условии — если я вымру одним из первых. Я не хотел бы видеть этого своими глазами.

Что-то не так. Ощущением нереальности тянет от происходящего, простой игрой, и Каю все время кажется, что он в любой момент может положить детонатор на стол, и, развернувшись, уйти домой, сказав, что наигрался. И останавливает его только то, что друзья не простят ему ухода в самой середине игры.

Он не ощущает ни себя великим человеком, ни премьер-министра сидящего напротив чем-то грозным, он такой же двухмерный для Кая, как весь этот мир, такая же кегля на поле для игры. Но Кай понимает, что если он в эту игру выживет (а именно это он и собирается сделать) то происходящее сейчас поможет изменить этот мир. А Кай просто сбежит, прежде всего потому, что понятие не имеет, как действовать дальше. Но его команда верит ему так, будто они в этой реальности надолго, на достаточное время, чтобы совершить переворот, который и до этого готовился не одно десятилетие.

И все же Каю хотелось попробовать себя в переделке мира, пусть и так по-детски, по киношному. Не сетовать на то, что везде беззаконие и коррупция, а попытаться перевернуть все с ног на голову. Кай и сам понимал, насколько детские его идеалы, видел по скептическому взгляду Дроида, по хмыканью и смеху Хаски. Сами они никогда бы не взялись менять мир даже в игре, но они пошли за Каем, именно потому, что он захотел попробовать. В этом была некая пьянящая сила, которой Кай раньше в себе не замечал.

От грохота с нижних этажей все здание покачивается, и Кай цыкает недовольно, констатировав: «Хаски», и все же понимает, что не дал бы ему взрывчатку, если бы надеялся, что тот будет ей только запугивать и не использует в бою. А то, что Хаски цел, он не сомневается так, будто все жизненные показатели своей команды ощущает как свои собственные. И мог точно сказать, что Хаски сейчас кружит голову азарт, словно собаке, выбравшейся в заросшее пшеницей поле.

— Жив?

Вопрос был неуместен, потому что уже несколько секунд Акросс не мог прокашляться от дыма, забившего коридор после взрыва, но работает вентиляция, с потолка льет, и потихоньку здание снова становился местом пригодным для жизни, если не считать обвалившихся лестниц, бетон с которых осыпался до каркаса. Гранит возвышается над капитаном и за его спиной секция за секцией убирается прочный купол, состоящий из переливающихся шестигранников. Такая защита была только у Гранита, тоже вроде вживленного изменения в поисках все того же бессмертия, но Акросс не помнит, почему этот вариант не подошел. Знает только, что персонаж Гранита обязан работать на правительство после преобразования.

— Я чувствую себя ущербным, когда все кругом перекроенные, — признается Акросс.

— Поверь мне, в этом мире быть перекроенным — ущербность, — цыкает Гранит, через перила заглядывая наверх. Хаски даже не прячется, ждет их двумя этажами выше, только без лестницы добраться до него сейчас — как пешком по стене, таких способностей ни у кого из них нет.

— Если ты задел кого-то из детей, я тебе шею сломаю, — произносит голос Кая в наушнике, Хаски только скалится:

— Никого я не задевал. Не мешай, я развлекаюсь. Хорошие мальчики не захватывают верхушку правительства, обвешавшись взрывчаткой, вот и помни, кем ты являешься. К тому же Акросс убил двоих из этих «детей». Как думаешь, с какой вероятностью кто-то из них мог быть и твоим ребенком?

Хаски это все веселит еще с того момента, когда он узнал, откуда взялись все эти «дети». Получалось, что несколько из них по игре и в самом деле могли быть носителями ДНК Кая, то есть его детьми. Кай шутки про это просто игнорировал.

Свесившись с перил, Хаски кричит в пролет:

— Кай передает, что ты очень плохой мальчик, Акросс. Эти ребята ему почти как дети, а ты мочишь всех без разбора!

— Ты возомнил себя боссом уровня? — проигнорировав попытку достучаться до его совести, кричит с нижних этажей Акросс.

— Как хочешь называй, а к Каю дорога только через мой труп.

— Как будто когда-то было иначе, — уже в полголоса добавляет Акросс сам для себя, сканируя карту с планом здания, но системы показывают, что все в порядке, не было не захвата, не взрыва. Лифт, скорее всего, тоже подключен к той же системе, и, при попытке отправиться наверх в нем, кабина в лучшем случае застрянет, в худшем рухнет до самой стоянки на нулевом этаже, от такого даже щит Гранита не спасет. Происходящие события напоминают Акроссу одну из реальностей, в которых Легион захватил небоскреб, и приходилось бегать с этажа на этаж, то за ним, то от него. Эта мысль заставляет его улыбнуться. Что-то теплое, ностальгическое на секунду отвлекает его от происходящего, вместо Гранита ему чудится Тим, а Кай почти становится Легионом, но это мгновение проходит, игра движется дальше и с этажей выше с завыванием зовет Хаски:

— Эй! Давай, поднимайся! У нас куча удобных лифтов и еще несколько лестниц.

Акросс переглядывается с Гранитом, тот понимает без слов, кивает и начинает свой подъем по скелету обрушенной стены.

В темной комнате с бесхозным пультом управления, переливающимся лампочками, Мей ставит на столик небольшой чемоданчик, похожий на футляр для дрели и, распаковав, быстро начинает подрубать многочисленные разноцветные провода к портам, выдернув подключенные до этого.

— Здравствуй, Гидра, — приветствует Мей, не отвлекаясь от работы. — Я смотрю, девочки в этой игре не у дел.

— За себя говори, почти весь захват прошел с моей помощью.

Гидра появляется на экране у стены, сплетенная из линий графиков, как из проволоки, и из-за специфического облика не понять даже выражения глаз.