А Эльстер - Вниз и влево (СИ)

Оказавшись наедине со старым священником, Тадеуш изложил ему суть вопроса.

— Что ж, — ответил Бенини, помолчав, — Демонология, юноша, — вполне строгая наука, ею веками занимались мужи умудренные и благочестивые. Расскажи подробно все, что знаешь об этой Эльзе. Я не испытываю жалости к нераскаянным грешникам, но если ей возможно помочь, я помогу. Гарантий здесь нет. Я уповаю на Господа, но Господь же наделил людей свободой воли. Если кто-то стал жертвой одержания, как большинство в ваших подземных лагерях, — дело одно. Человек слаб и слеп, он сам не знает порой, где в броне его духа брешь. Но он может и собственной волей выбрать дьявола и упорствовать в этом. Тогда нет ему спасения — как и всем, кто связался с ним! Гниль будет во всем добром, построенном на гнилом фундаменте. И я говорю тебе: для самого же еретика лучше будет, если плоть его будет уничтожена, а душа очищена муками. Это и будет единственным спасением, которое можно ему дать.

Тадеуш невольно чувствовал себя, как под рентгеновскимии лучами, когда стоял лицом к лицу с этим пламенным подвижником. Он рассказал правду святому отцу, — по крайней мере, то, что сам понимал. Того особенно заинтересовала лаборатория Эльзы. Он сказал, что желал бы сам взглянуть на это место. Опасности его не страшат, потому что вера его крепка. А когда он увидит, чем она занималась, то сможет судить и о характере ее деятельности, и о степени ее вины.

…Святой отец перемолвился с кем-то из своих людей парой слов, сходил за заплечным мешком, — а потом они с Тадеушем вышли из катакомб на земную поверхность. Оказавшись на другом берегу Дуная, они отправились в поместье Лейденбергер.

Тадеуш обладал природным умением скрытно передвигаться. Как выяснилось, отец Умберто — тоже. Они без особенных проблем проникли в лабораторию. Правда, святому отцу пришлось немного подождать, пока Тадеуш откапывал обвалившийся выход. Но — потрясающе! — о том, чтобы взять лопатку, заранее позаботился именно священник.

Внутри Бенини удивил Тадеуша еще не раз. Во-первых, он извлек из своего заплечного мешка фонарь с регулируемой, но очень большой мощностью. Во-вторых, оттуда же он вытащил фотокамеру, которая могла снимать даже в таком освещении. В-третьих, он сумел открыть люк наверх, закрытый непростым эльзиным замком.

Ну а в-четвертых, оказавшись в лаборатории, он так рассвирепел, что, казалось, взорвется.

— Боже, укрепи нас перед лицом сего нечистого зрелища! — указал он на оплавленный остов «Третьего глаза», — Пусть и выглядит это, как научный прибор, но я узнаю его по черным гримуарам! Неважно, что он воплощен в металле и стекле, и питается электричеством, — это же фаустов круг!!! Видишь ли, юноша, диавольские сигилли на концах звезды? Они нужны, чтобы призывать и улавливать посмертные лярвы, а то и демонов ада!

Святой отец с фонарем расхаживал по выгоревшей мастерской, лучом выхватывая из мрака то оплывшее от жара стекло, то искореженное железо, то черные стены в потеках, то какое-то загадочное полуразрушенное оборудование. И фотографировал непрерывно — стеллажи, столы, пентаграмму, — все свидетельства несомненного и злостного эльзиного ведьмовства. А под конец он вынул флягу со святой водой и крест, сотворил знамение с краткой молитвой и плеснул воды на установку. Та зашипела, задымилась, потянуло вонью: остаточный «системный эффект» от многолетнего использования так быстро не мог исчезнуть.

— Увы, — сказал Бенини, — Такую богомерзкую науку нельзя было постигнуть бессознательно. Дорога этой Эльзе — на костер!

А Тадеуш стоял на том самом месте, где стоял в тот памятный день, когда она вызволила его отсюда. Он видел, как наяву, их отчаянный побег. И вдруг ему стало ясно, как быть. Да, Эльза — его враг, но одновременно она — и друг! Это парадоксально, но когда он с ней столкнется, нельзя будет упустить из виду ни одно, ни другое. Если ему удастся удержать взглядом обе этих точки зрения, он сумеет поступить правильно, даже убив ее. Если нет — то просто совершит преступление.

… А священник, хотя и был искренен в своем гневе, интересовался и другими практическими последствиями их похода. Он заметил и подробно снял стеллаж, в котором достаточно хорошо сохранились защитные шлемы. Пусть они отличались от шлемов сторонников Тадеуша, но сходство было больше! Значит, вполне вероятно, что эти еретики связались с ведьмой. Это она их снабжает.

К тому же, если она способна делать ловушки, вроде этой у нее в поместье, то это может объяснить, почему лис Канарис кормит его баснями, а на каждом шагу Ватикан встречает препоны. Должно быть, она и там предложила свои услуги, и Абвер предпочел ее дьявольскую помощь помощи Церкви.

Но ничего, если ее изловить там, где она делает свои мерзкие машины, можно будет перехватить инициативу. Если удастся взять — хотя бы и с боем — доказательства ведьмовства, надо будет явиться прямо к фюреру с папской буллой!

Когда Тадеуш вернулся, Лодзянский ждал его в «кабинете». Он сразу заметил, что сын внутренне успокоился.

— Отец, — сказал Тадеуш, — Ты спрашивал, как я отношусь к происходящему. Я отвечу. Я понял, что вижу только один способ решить, прав человек или нет. Он прав, если он себе верен, — так я думаю. Мы никогда не договоримся с Эльзой… с тобой тоже. У каждого своя верность. Поэтому, отец, я решил сделать две вещи. Во-первых, я ухожу из Сопротивления. Раскол здесь — из-за меня. Нельзя заставлять людей выбирать между командиром и Христом, а то кем же я получаюсь? Я заберу с собой всех, кто захочет, но думаю, это будет несколько человек. Потому что я честно скажу, что амулет на моей груди — дьявольский. Я знаю, это правда так. А у остальных после нашего ухода не останется реального повода для распри. Эти оголтелые христиане успокоятся, а большинство местных — верующие.

— А если раскол не остановится из-за этого? — спросил Лодзянский, — Если после твоего признания как раз и начнется заваруха?

— Тогда так тому и быть. Этот узел нужно развязать сейчас, в любом случае, — ответил Тадеуш, — Дальше будет только хуже.

— Хм, ясно. А вторая вещь?

— Я… вызову на дуэль Эльзу фон Лейденбергер, мою подругу детства. Это будет бой до смерти. Я убью ее… или она меня.

— Ого! А это точно не святой отец промыл тебе мозги?

— Нет, — Тадеуш даже улыбнулся, — Я сам решил. Я убью ее, потому что между нами не может быть мира. Вражда между нами смертельна. Это правда, остальное — ложь. Но я не могу ей лгать! Я ее друг. Что ты так глядишь на меня?

— Мне казалось, жар у тебя прошел, но теперь я не уверен. Ты ее друг, поэтому ты ее убьешь. Подожди, мне надо повторить это себе несколько раз.

— Это безумно звучит, но так и есть. Главное — не потерять эту мысль до дуэли. А остальным… я скажу завтра утром, когда все соберутся.