Андрей Силенгинский - Крепость Тельцов

Новый смешок. Затравленный взгляд по сторонам.

О да, мертвецы были здесь. Их изломанные, распятые, распотрошенные тела казались такими бесстыжими в своей поруганной наготе. И глаза… О, эти глаза, эти их мертвые взгляды, это жуткое, пристальное, неотвязное внимание. Так Оборотная сторона встречает душу, которая скоро окажется в ее объятьях!

— Суки! — выкрикнул Кайсен, стараясь остановить панику. — Суки! Навалили мертвяков!

«Мертвяков! Мертвяков! Мертвяков!..» — подхватило эхо.

— Навалили мертвяков и удрали!

«Мертвяков! Мертвяков! Мертвяков!..»

— З-заткнись! — голос тюремщика сорвался на визг. — Заткнись! Заткнись! Заткнись!!!

«Мертвяки! Мертвяки! Мертвяки!..» — не унималось эхо.

— Будьте вы прокляты! — заверещал Кайсен и, судорожно замахнувшись мечом, рубанул голову ближайшего мертвеца. Затрещали кости, клинок вошел до зубов, и лицо покойника, мгновенье назад серое и безжизненное как камень, вдруг странно и страшно преобразилось. От удара голову чуть развернуло; свет ламп, отразившись в мути мертвых глаз, странно оживил их, вселив в каждый по пляшущему демоническому огоньку. Лезвие прошло чуть наискось, оставив большую часть носа слева, и перекривив рот в злобной усмешке. Кайсен дернул меч, мертвая голова повернулась к нему. Правый глаз сощурился, подмигивая, изо рта показался кончик языка, будто дразнил, издевался.

Кайсен в страхе попятился, и — едва не рухнул навзничь: чья-то рука ухватила его за ногу. Взвыв от ужаса, махнул мечом, не глядя, наугад. Короткий хруст. Мертвячья хватка ослабла, но тотчас потянулась другая рука, потом еще одна, и еще, и еще, и еще… Поведя взглядом вокруг, Кайсен обнаружил, что тьма под ногами пришла в движенье, зазыбилась, как болотная вода под осенним ветром, жуткие изорванные тени стали вздыматься, вытягиваться, распрямляться, объединенные единым порывом, единой целью — добраться до его, Кайсенова, горла.

И тут на Кайсена вновь накатила волна ярости. Хотите уничтожить? Уволочь в Тень? Превратить в гнилую слизь, в то, чем стали вы сами, в то, чем вы и были всегда, проклятые инородцы?! А это мы посмотрим сейчас! Это мы…

Мыслям не осталось места, их выжгло лютое пламя ненависти. Издав резкий звериный клич, Кайсен ринулся рубить налево и направо, принялся сечь, крошить, рвать кровожадных умертвиев. Пространство заколыхалось, раздаваясь вширь, обретая черты бескрайнего, бесконечного поля боя. Исчез свет, исчезла тьма, исчезли цвета и формы. Остался лишь зажатый в руке меч, да чудесное зрение, дарованное неизвестно кем, острое и беспощадное, как клинок, способное найти врага, где бы тот ни находился.

Восточная граница Земли тельцов, город Арисса. Конец первого дня Арисской ярмарки.

— Не жмись по углам, это выглядит подозрительным, — сказал Меххем, заметив, что Найана старается вести себя как можно незаметней. — Их лучше не злить, все равно если понадобишься — найдут в мгновение ока.

Она сидела на траве, недалеко от крыльца, привалившись спиной к стене дома. Толстяк, кряхтя, опустился рядом, предложил половину лепешки и несколько яблок. Найана с благодарностью приняла подношение. Она с утра ничего не ела, и проснувшееся чувство голода заставило отступить все треволнения на второй план.

— В определенном смысле тебе повезло, что попала именно к Санги, — продолжал приказчик.

— Какая мне разница, — обреченно вздохнула Найана.

— Э, не скажи, — ответил Меххем. — Санги и его люди сопровождают караваны, защищают от разбойников.

— И что? — спросила Найана с набитым ртом.

— Они привыкли иметь дело с инородцами — в самых неприятных ситуациях, и кроме того Санги держит своих ребят в строгости. Его головорезы дисциплинированней любого солдата.

Тем временем оживление, вызванное появлением гостей, улеглось, и люди Санги вернулись к своим делам. Дел, как выяснилось, было не так уж много. Большинство просто улеглись на земле, там, где их застала Найана; часовые вновь отошли к стенам, и принялись скучливо выхаживать туда-сюда.

Если кому и доставало работы, так это тщедушному носатому лекарю Калафери. Оказывается, когда все началось, отряд имел неплохие шансы выбраться из города, препятствием стала только принципиальность Санги. Санги уперся, заявив, что имеет обязательства перед несколькими купцами, что его предприятие — старая почтенная фирма, и он не собирается терять репутацию из-за внезапного помешательства властей Ариссы. В итоге взятые им под охрану купцы были спасены, однако вся компания была вынуждена прятаться в чьих-то покинутых владениях, и коротать время под открытым небом, в то время как под крышей дома изнывали от полученных в последней стычке ран полдюжины бойцов Санги.

«Удивительно», — подумала девушка, — «что никто не ропщет на старого хрыча за его твердолобость. — Разве что лекаришка зыркает волком. Но его можно понять, ему ведь штопать этих несчастных».

Сказать по правде, Найана преувеличивала. Калафери имел не столько раздраженный, сколько усталый вид. Он походил на печальную цаплю, снующую по усыхающему болоту в поисках чего-нибудь съестного. Из дома к колодцу, обратно в дом с ведром воды и ворохом тряпиц — таким был его путь. Иногда он покрикивал на людей Санги, и те мчались выполнять его приказание.

Уже в сумерках из дома вынесли троих, и положили в дальнем конце двора, под нарождающимися звездами. «Последняя привилегия караванщика», — так прокомментировал Меххем. Санги прочел молитву и, помрачневшие, его люди вернулись к своим делам.

Найане стало неуютно, в воздухе витали дурные предзнаменования. Несмотря на хваленую выдержку подчиненных Санги, было видно, что их терпение подвергнуто жесточайшему испытанию. Упустить шанс на спасение из-за каких-то там принципов хозяина, потерять трех товарищей да еще неизвестно, выкарабкаются ли остальные раненые…

Ничего хорошего такой расклад не предвещал. В надвигающейся темноте Найана стала ловить на себе нехорошие взгляды. Меххем и Тей, и другие купцы, судя по всему, чувствовали себя не намного лучше.

Время шло, ночь накатывалась в бесконечном грохоте битвы. То чуть примолкая, то нарастая вновь, он несся разом со всех сторон. Звуки самой страшной сечи прилетали со стороны рынка. В других местах схватки вспыхивали спорадически, никогда нельзя было угадать, откуда послышится предсмертный полный страдания вскрик, где зазвенят мечи, в каком конце города заголосит какой-нибудь несчастный, моля о пощаде, или примутся драть глотки сбившиеся в стаю пьяные мародеры.

Поначалу Найана вздрагивала при всяком резком звуке, когда что-то случалось вблизи, когда вон там, в дюжине шагов, прямо за тонюсенькими досками ворот вспыхивала потасовка, взревывал хмельной голос или просто слышался торопливый звук шагов. Девушке каждый раз казалось, что вот сейчас примутся колотить в ворота, примутся ломать створки, чтобы вломиться в дом и ограбить, и Санги, эта живая мумия, заставит ее открыть. Да, если нагрянут мародеры, Найана будет для инородцев единственным шансом на спасение, единственным способом попытаться без боя избавиться от непрошенных гостей. Все понимали, что это никчемный шанс, и одинокая девчонка-телец в эту ночь в Ариссе ничуть не в лучшем положении, чем любой инородец. Все, на что она могла надеяться, так это на такое удивительное, редкое, химерически странное и в лучшие-то времена человеческое качество, как доброта.