Рене Ахдие - Ярость и рассвет

Джахандар залез рукой под ночную рубашку и вытащил длинную серебряную цепочку, висевшую у него на шее. На ее конце покачивался черный ключ. Мужчина наклонился над древним томом и вставил ключ в замок. Фолиант распахнулся, и слабое серебристое мерцание поднялось от его страниц. Джахандар открыл первую…

Он подавил крик.

Страница обожгла его руку.

Неважно.

Он натянул рукав на кончики пальцев и попробовал снова.

Текст был ранней формой чагатайского языка. Его перевод будет мучительным процессом, даже для такого ученого человека, как Джахандар. А особенно в столь жестких временных рамках.

Опять же, неважно.

Его сердце загромыхало в груди, когда он пододвинул единственную свечу ближе к тексту, чтобы начать свой труд.

Для собственных детей он свернет горы.

Он не подведет снова.

В этот раз Шарзад понимала, что не нужно его ждать.

Поэтому то, что он не появился до глубокой ночи, не стало для девушки неожиданностью.

Слуги, которые принесли еду и вино, не нашли даже намека присутствия Шарзад в комнате. Сам халиф обнаружил ее стоящей на террасе с видом на боковую лестничную площадку, по бокам которой находились фонтаны.

Она не повернулась, когда он пришел. Наоборот, облокотилась на перила и улыбнулась сама себе.

Он, немного помедлив, присоединился к ней.

Полумесяц висел высоко в небе, отражаясь в мерцающих лужицах внизу.

– Отсюда не видно цитрусовых деревьев, но мне нравится, что можно почувствовать запах их цветения… как намек на что-то красивое и живое, – заговорила она.

Он ответил не сразу:

– Ты неравнодушна к цветению цитрусовых?

– Да. Хотя больше всего мне нравятся розы. У моего отца очень красивый розовый сад.

Он повернулся к ней, изучая ее профиль, окутанный лунным светом.

– Я думаю, отец, которому по душе цветы, должно быть, возражал… против этого.

Шарзад продолжала смотреть перед собой.

– Думаю, король, который надеется быть любимым своим народом, не должен казнить его дочерей на рассвете.

– Кто сказал, что я надеюсь быть любимым своим народом? – промолвил халиф степенным и монотонным голосом.

Шарзад повернулась, чтобы встретиться с ним взглядом.

– Все это время я могла поклясться, что вы умный человек. – Произнося это суждение, она передразнила его тихий отчужденный тон, и эффект ее тонкой издевки возымел действие.

Уголки его губ дрогнули.

– Все это время… я мог поклясться, что ты не хочешь умирать.

Шарзад закрыла глаза.

А потом решила засмеяться.

Звук разнесся по террасе, вырвавшись в ночь и наполнив небо звенящей музыкой колокольчиков.

Халиф наблюдал за ней, быстро замаскировав искру удивления привычно-мрачным выражением лица.

– Вы очень странный, – прокомментировала Шарзад, после того как ее смех утих.

– Так же, как и ты, Шарзад аль-Хайзуран.

– По крайней мере я это знаю.

– Я тоже об этом знаю.

– Но я не наказываю людей за это.

Он вздохнул.

– Я завидую людям, которые видят мир так, как ты.

– Вы намекаете на то, что я простодушна? – Ее слова сочились злостью.

– Нет. Ты видишь вещи такими, какими они есть в твоей жизни. Без страха.

– Это неправда. Я боюсь многих вещей.

Он бросил на нее испытующий взгляд.

– Чего ты боишься?

Именно тогда, как будто бы ночь предсказала этот момент, яростный ветер пронесся по террасе, вздымая длинные темные волосы Шарзад. Локоны, будто щупальца, налетели на ее лицо, пряча его черты.

– Я боюсь умереть, – объявила она, перекрикивая ветер.

«И я боюсь проиграть тебе».

Он неотрывно смотрел на нее, пока порыв ветра стихал… пока не закончил играть с локонами Шарзад, крутя их в разные стороны.

Когда последние признаки ветра исчезли, на ее глазах опять была та же непослушная прядь, что и ранее днем. Она потянулась к ней…

Но он поймал ее руку и сам нежно убрал локон за ухо.

Трепетание в ее животе вернулось с удвоенной силой.

– Скажи мне, почему ты здесь. – Его низкий голос звучал умоляюще.

«Я здесь, чтобы выиграть».

– Пообещайте, что вы не убьете меня, – выдохнула она.

– Я не могу этого сделать.

– Тогда больше не о чем говорить.

Как и в первую ночь, Шарзад была удивлена своей способностью отстраняться от реальности.

И снова, как это ни странно, она была благодарна за то, что он ни разу не попробовал ее поцеловать.

Благодарна… хотя несколько озадачена.

До этого она целовалась с Тариком – тайные объятия в тени сводчатых башенок. Недозволенность этих встреч всегда волновала ее. В любое время их мог увидеть слуга, или, хуже того, Рахим мог поймать их целующихся… и он безжалостно бы над ней издевался, что и делал с тех пор, как сам назначил себя братом, которого у нее никогда не было.

Таким образом, в то время как она испытывала признательность за то, что ей не пришлось целовать убийцу, Шарзад все равно удивлялась тому, что ее новоиспеченный муж воздерживается от столь конкретного действия, особенно когда это кажется намного менее интимным, чем… другие вещи.

Шарзад почувствовала желание спросить почему. И ее любопытство росло с каждым часом.

«Прекрати. Это не имеет значения».

Вместо того чтобы по его примеру начать одеваться, Шарзад осталась в кровати и схватила большую подушку цвета яркого сердолика. Она прижала ее к груди и обвила вокруг нее свои тонкие руки.

Он повернулся к ней, когда она не присоединилась к нему за столом.

– Я не голодна, – сказала она.

Он вдохнул, а она наблюдала, как плечи Халида двигаются в такт его дыханию.

Затем он вернулся к подножию кровати, но теперь они оказались на противоположных концах, настолько далеко друг от друга, насколько это возможно.

«Так странно».

Шарзад, перекатившись на свою сторону постели, зарылась в кучу шелковых подушек. Ее загорелые бронзовые лодыжки свисали с кровати.

Уголки глаз халифа сузились, хотя и совсем немного.

– Хотите, чтобы я продолжила историю? – сказала она. – Сеид?

– Я практически решил, что ты считаешь, будто вежливость ниже твоего достоинства.

– Простите?

– Ты забыла кто я, Шарзад?

Она захлопала глазами.

– Нет… сеид.

– Так, значит, отсутствие приличий просто сопутствует твоему чувству комфорта.

– Так же, как горькая апатия, – вашему.

Опять его плечи поднялись и опустились.

– Скажи мне, почему ты полагаешь, что тебе позволено разговаривать со мной подобным тоном?

– Потому что кто-то должен, – ответила она без колебаний.

– И ты считаешь, этим кем-то должна быть ты?

– Я считаю, это должен быть кто-то, кто не боится вас. И хотя я действительно чувствую… беспокойство в вашем присутствии, чем больше всего я вижу вокруг, тем меньше у меня причин вас бояться.