Даниэль Клугер - Мушкетер

Так дальше не могло продолжаться. Воспользовавшись тем, что Мушкетон уже усадил остальных в карету, я притянул ее на мгновение к себе и прошептал:

– Послушайте же, оглянитесь по сторонам, черт побери! Я не могу сказать вам всего, но, может быть, вы сами догадаетесь… Оглянитесь, говорю я!

Девушка решительно вырвала у меня руку, но мои слова ее удивили. В глазах ее, кроме ненависти и презрения, появилась слабая тень удивления. Подчиняясь моим словам, она осмотрелась.

– Ну?! Неужели вы ничего не замечаете? – Я старался не повышать голос. – Вы ведь должны помнить Испанию! Разве эти места похожи на нее? Разве горы, которые вы видите на горизонте, похожи на Пиренеи? Посмотрите, внимательнее посмотрите, вон туда! – Я указал в сторону горизонта, где за величественными отрогами угадывалось холодное сияние альпийских снегов. – Вдохните этот воздух, – и я с удовольствием набрал в легкие теплый воздух, в котором, однако, удивительным образом присутствовал запах снежной свежести. – Посмотрите, ведь это те вершины, на которые когда-то, перед своим походом, смотрел великий Ганнибал, и, возможно, с того места, на котором сейчас находимся мы!

– Что вы имеете в виду? – спросила Рашель, и в голосе ее появились неуверенные нотки. – Ганнибал? Какой Ганнибал, что это значит?..

Воспользовавшись тем, что мне удалось зародить в ее душе сомнение, я вновь взял ее за руки, и на этот раз она не вырывалась.

– Рашель, – сказал я негромко. – Посмотрите мне в глаза. Посмотрите же!

Она робко подняла голову, и я увидел в ее глазах слезы.

– Не плачьте, умоляю! – Я чувствовал, как у меня защемило сердце. – Неужели вы могли поверить, что я отдам вас и ваших родителей в лапы инквизиторов? Неужели вы так плохо знаете меня?

– Но что же в таком случае вы делаете? – спросила она растерянно. – Разве вы не везете нас в Испанию… – Тут она, видимо, вспомнила мои слова и еще раз оглядела окрестности. Щеки ее слегка порозовели. – Послушайте, господин Портос…

– Называйте меня Исааком, – сказал я. – Портос остался в Париже. Здесь есть только Исаак де Порту. Исаак ду Пирешу, ваш родственник и верный друг. Вы спрашиваете, куда я вас везу? Туда, где вы сможете чувствовать себя в безопасности. Мне, право же, очень жаль, что во Франции это оказалось невозможным. Нет, милая Рашель, мы направляемся не в Испанию. Осталось совсем недолго, день или, может, чуть больше. Но, прошу вас, ни слова не говорите вашим родителям. Только при великом Генрихе эти края отошли под власть французских королей. И сегодня тут полно шпионов, которые служат всем на свете – кардиналу, королю, Папе Римскому, императору. А местные жители смотрят во все глаза на чужаков. Одно неосторожное слово и даже движение могут сорвать наши планы. И тогда мы все погибли. И ваша семья, и я. Дайте слово!

– Ваши планы? – повторила Рашель. – Ваши планы? Но в чем они заключаются?

– Дайте мне время, – попросил я. – Совсем немного времени, и вы обо всем узнаете.

Она молчала. Поискав в траве, я нашел отброшенный стилет, протянул его ей и настойчиво повторил:

– Рашель, обещайте, что ничего не скажете родителям! Я сам едва не проговорился вашему отцу.

Взяв свое оружие, она, словно в раздумье, провела по лезвию пальцем. Покачала головой:

– Дать слово? Но в чем? Вы же не сказали ничего определенного. – Рашель отвернулась. – Хорошо. Я верю вам, Исаак. Может быть, это ошибка, в которой придется горько раскаяться, но я верю вам. Я ничего не скажу ни отцу, ни матери.

Я проводил ее к карете, Мушкетон привычно задвинул засовы, и мы двинулись дальше. После короткого объяснения с Рашелью – если можно было так это назвать – я чувствовал себя значительно лучше. И хотя следовало по-прежнему оставаться начеку, я был уверен, что план мой наполовину удастся. Наполовину – потому что потом нужно будет возвращаться в Париж.

Теперь предстояло самое важное и опасное – пересечение границы. Воспользоваться обычной дорогой – значило оказаться под пристальным вниманием разных шпионов: приграничные городки поистине средоточие подобных господ. Мне же необходимо было стать невидимым для них – и сделать таковыми своих спутников. План у меня сложился с самого начала, и в нем важную роль я отводил своему слуге.

Через пять дней после того, как мы покинули Париж, глазам моим предстали предгорья Альп и неширокая река Дюранс, разделявшая в этом месте владения французского короля и герцога Савойского. Как я и говорил Рашели, лишь при великом Генрихе здешние места перешли под власть французской короны. Однако ситуация была непрочной, хрупкий мир грозил новой войной. На то указывало и обилие солдат в окрестностях границы. Французских с этой стороны Дюранса и савойских – по другую. Власть в этих краях принадлежала губернатору провинции Дофине, сидевшему в Гренобле. Однако то ли он здесь не бывал, то ли ослеп. Во всяком случае, оборванцы в мятых касках и давно не чищенных кирасах, гордо именовавшие себя солдатами французской короны, никак не могли бы оказать серьезное сопротивление савойцам или их союзникам испанцам, буде герцог КарлЭммануил надумает вторгнуться в пределы французских Альп.

Именно об этом, отвлекшись от собственных дел, думал я, проезжая по городкам, разбросанным вдоль границы. Крохотные гарнизоны, стоявшие в них, походили друг на друга бедственным состоянием оружия и снаряжения, нищенским положением солдат и скрыто-враждебным отношением местных жителей, все еще считавших себя подданными герцога Савойского. Увиденные картины столь поразили меня, что я на некоторое время забыл о главной своей цели и решил, что полезно будет собрать сведения о здешнем состоянии дел и сообщить их начальству – хотя бы капитану Дезэсару. Но впрочем, я тут же сообразил, что мне будет трудновато объяснить, откуда я так хорошо знаю франко-савойскую границу. Это соображение немедленно вернуло мои мысли в прежнее русло, и я направился к Маржаку – городу, расположенному на самом берегу Дюранса. Русло реки здесь изрядно сужалось и круто изгибалось, направляя свои воды к широкой Роне. В самом узком месте оба берега соединял мост, достаточно широкий и вполне крепкий для того, чтобы проехала карета. Трудности же заключались в том, что у въезда на мост находился пост, где вместе с таможенниками несли службу несколько солдат. Предъявлять подорожные документы здесь я не хотел: какой-нибудь особо ретивый малый мог бы указать мне, что я приехал не туда, куда должен был. Результатом подобного объяснения стало бы либо вмешательство местного начальника, либо вооруженная стычка с приграничным патрулем. В первом случае моим подопечным грозила та самая судьба, от которой я надеялся их уберечь. Даже если бы мне удалось выйти сухим из воды, их бы отправили в Барселону в другом сопровождении. Во втором же случае, то есть если бы мы смогли прорваться на тот берег силой, для меня был бы закрыт путь к возвращению – чего я тоже всячески хотел избежать; г-н же Лакедем с семейством и в этом случае мог быть передан инквизиции.