Даниэль Клугер - Мушкетер

– Разумеется, вы можете оказать помощь своему другу, сударь, – вежливо произнес он, обращаясь к Арамису. – Уверен, что вы и сами в состоянии это сделать, но с господином… Портосом, – он сделал еле заметную паузу перед тем, как произнести мое прозвище, – с господином Портосом у нас давний разговор, и я более не настроен прерывать его ни на минуту. Арамис вопросительно взглянул на меня.

– Позаботьтесь об Атосе, – сказал я, – пока мы с этим господином решим наш небольшой спор. И не беспокойтесь обо мне.

Арамис смерил дона Жаиме откровенно недоверчивым взглядом. По лицу моего друга было видно, что он колеблется между необходимостью вынести раненого Атоса и желанием поддержать меня в предстоящей схватке.

Но я хотел сразиться с доном Жаиме один на один.

– Не медлите, Арамис, – нетерпеливо сказал я, – ему нужна помощь, а каждая секунда только ухудшает его положение!

Арамис убрал руку с эфеса, подошел к Атосу, вновь потерявшему сознание, и легко поднял его на руки. Мы с душ Сантушем следили за ним, не двигаясь с места. Когда тень скрыла Арамиса и раненого, я вновь обратился к своему врагу.

– Я к вашим услугам, сеньор душ Сантуш, – сказал я. – Хочу лишь сказать, что совсем необязательно было устраивать засаду и убивать ни в чем не повинных людей, вы могли просто меня вызвать. Ведь вас, как вы сами сказали, интересовал только я, не так ли?

– Вызвать вас? – сказал дон Жаиме иронично. – Вот как? И самому оказаться атакованным сразу несколькими противниками? К черту! Вы ведь так похожи на своего отца, а он не рискнул в одиночку атаковать Жоана душ Сантуша!

– Это ложь! – гневно воскликнул я. – Между ними был поединок. Господин душ Барруш не участвовал в нем, он стал лишь свидетелем! Хотя, – добавил я с максимальной едкостью, – убить доносчика можно было, не прибегая к церемониям. Вы ведь знаете, что ваш отец собирал сведения о тех крещеных евреях, которые втайне посещали синагогу в подвале дома ду Пирешу! И эти сведения в тот вечер дон Жоано душ Сантуш собирался передать инквизиторам!

– Замолчите! – Дон Жаиме побагровел. – Замолчите, иначе я передумаю и вернусь к первоначальному плану – выпрошу вашу голову у монсеньора Ришелье!

Но я не мог удержаться:

– Правда в том, что вы и сами прекрасно знаете, – ваш отец тайно служил инквизиции! По-вашему, это занятие, достойное дворянина? Мне плевать на ваши угрозы, сеньор Жаиме! Можете донести на меня его высокопреосвященству и полюбоваться на то, как меня отправят на костер – только за то, что я не дал отправить на костер несчастного старика, его жену и ни в чем не повинную дочь! Что же – в таком случае вы лишь подтвердите поговорку насчет яблока, которое падает недалеко от яблони! Наплевать на все, ваш отец был презренным доносчиком, и те, кто лишил его жизни, совершили благое дело!

– Ну, хватит, – прошипел душ Сантуш. – Наша беседа и так изрядно затянулась.

Не дожидаясь, пока я выхвачу шпагу, он с такой яростью напал на меня, что лишь чудом его шпага не поставила точку в этом, как он сказал, затянувшемся разговоре. Кое-как отбив удар шпагой в ножнах, я отскочил на несколько шагов и тут успел обнажить клинок за долю секунды до того, как шпага противника устремилась к незащищенной груди.

Мы ожесточенно фехтовали посреди ночной улицы. В отличие от всех схваток, в которых я участвовал со времени приезда в Париж (а таких было немало), впервые меня переполняла жажда убийства. Мне хотелось не просто победить в поединке, но именно убить противника. В другое время мы были бы неравны, и преимущество оказалось бы на моей стороне – я моложе, а владение шпагой превосходно оттачивалось в ежедневных занятиях с лучшими фехтовальщиками Франции. Но сейчас, после стычки с гвардейцами, я чувствовал себя не лучшим образом. Так что какое-то время мы сражались на равных. Вдруг я почувствовал, что дон Жаиме слабеет. Выносливость и молодость брали свое. Я усилил натиск. Душ Сантуш все неувереннее отражал мои удары, его движения становились менее точными. Я теснил его в глубь улицы – туда, где все еще лежали тела двух убитых. Мне казалось, что схватка наша подходит к концу.

И она действительно едва не закончилась – но совсем не так, как представлялось мне.

Дон Жаиме слабел все больше. Несколько раз он даже открыл грудь, так что я едва не пронзил ее, – лишь в последний момент он чудом отбил шпагу, но тут же снова раскрылся. Меня охватил азарт – и это было самым опасным обстоятельством в нашем поединке. Да, я был моложе и сильнее – но он опытнее и хитрее. Не знаю, что спасло меня от ловушки, которую он мне подстраивал. Может быть, уже бросившись упоенно навстречу неминуемому поражению, я неожиданно вспомнил обстоятельства гибели моего отца. И когда мой противник в очередной раз раскрылся, когда можно было предположить, что рука его с трудом поднимает шпагу, в моем мозгу молнией мелькнуло: «Кольчуга!» Мне стало понятно, что он подставлял якобы незащищенную грудь под удар не от усталости. Под его камзолом, так же как и во время поединка с моим отцом, была надета броня. И в тот момент, когда я, в уверенности, что наношу смертельный удар, утратил бы бдительность, шпага моя уткнулась бы в стальную преграду, а его – легко вонзилась бы в мою действительно незащищенную грудь.

Я стал сражаться внимательнее, стараясь вести себя так, чтобы дон Жаиме ничего не заметил. Наконец, дождавшись, когда он раскроется в очередной раз, приглашая меня нанести последний удар, я нанес его – но не в грудь, на что надеялся мой хитроумный противник, а немного выше – в открытое горло над ключицей.

И тотчас выдернул шпагу и отскочил.

На какой-то момент лицо дона Жаиме выразило сильнейшее удивление, он приоткрыл рот, словно хотел что-то сказать, но вместо этого громко захрипел. Глаза его закатились, шпага выпала из рук, и он осел на мостовую. Я утер лоб и осторожно приблизился к нему. Моя шпага вошла в его горло не менее чем на два вершка, я это видел – и все-таки какой-то неосознанный страх перед этим человеком еще гнездился в моем сердце.

Но нет – он не шевелился. Дон Жаиме душ Сантуш, убийца моего отца, был мертв. Я чувствовал странную растерянность, вернее – опустошенность. Я вдруг понял, что этот человек, мой враг, – вместе с тем был последней ниточкой, связывающей меня с прошлым, с тем Исааком де Порту, который оставил провинциальный Ланн и прибыл в Париж – около двух лет назад. С тем Исааком де Порту, который старательно избавлялся от гасконского акцента, который спасал семейство Лакедем и который страстно желал отомстить за смерть своего отца. С тем, кто некогда был влюблен в девушку по имени Рашель.

Теперь мне казалось, что вместе с Жаиме душ Сантушем ушла и та часть моего «я», которая носила древнее имя, данное мне родителями при рождении. Здесь, на площади, стоял Портос, мушкетер роты его величества, которой командовал граф де Тревиль.