Андрей Лазарчук - Транквилиум

– Так вот, о главном. Местные говорят, что есть в горах странное место, с ирландского переводится как «чертногусломит» – так вот, одним словом. Вроде бы уже с полгода оттуда доносятся шум, гром… ночами зарево, вспышки. А зимами там всегда очень холодно, дует ледяной ветер – и необыкновенно много снега. Горы снега. Рыбацкий поселок неподалеку – миль семьдесят всего, по их масштабам совсем рядом – называется «Дверь В Ад»…

– Это оно, Глеб, – сказал Алик очень тихо. – Покажи по карте…

Глеб показал.

– А наши где?

– Уезжал – были вот здесь. Сейчас, наверное, уже досюда дошли. А «Чертногу…», как видишь, в стороне, и дорог туда нет.

– Дороги – это не главное…

Они долго молчали.

– Ты сумеешь его закрыть? – спросил, наконец, Алик.

– Не знаю, – медленно сказал Глеб. – Я просто не представляю, как выглядит сквозной проход в пыльном мире… Может, там и жечь-то нечего?

Это была ложь. Глеб знал, как выглядит проход, знал, что с ним надо делать – и потому старался, как мог, избежать этой работы. Вдруг – обойдется? Вдруг это проклятое дело сделается само? Свернутый конвертиком лист плотной серой бумаги лежал в кармане. Телеграмма. Догнала его вчера вечером. «Это мы сделаем. Все остальное – твое, сынок. Вильямс.»

– Но ты говорил, есть еще какой-то способ…

– Нет, – медленно сказал Глеб. – Только Белый огонь. И ничего другого.

– Понятно, – помедлив. Алик кивнул. – Пусть так. Кокаин мы достанем. Сколько надо?

– Много. Может быть, несколько тонн. Хотя бы сырца.

– С сырцом вообще никаких проблем… – Алик вдруг заозирался по сторонам. – Слушай, давай водки выпьем? А то меня что-то поколачивает.

– Только чуть-чуть. Развезет по жаре…

– Именно что чуть-чуть. Илюха! Принеси-ка, братец, водочки холодной и закуски какой ни на есть.

Илья, денщик Алика, высокий худой солдатик в необыкновенно огромных сапогах, до тех пор безгласно сидевший в углу за шахматной доской и делавший ходы попеременно то за белых, то за черных, встал, не отрывая от доски взгляда, обогнул столик и вышел в дверь боком.

– Обучил его, шельму, шахматной игре, – засмеялся Алик. – Теперь за уши не оттащишь. Меня обыгрывает без ладьи. Будь добр, если вдруг снова окажешься там, – Алик понятным жестом показал через плечо, – добудь ему учебник Ботвинника или Бронштейна. И вообще шахматные книги…

– Ладно, – сказал Глеб. – Не забыть бы только.

Вернулся Илюха. На дубовой резной доске в углублениях стояли: бронзовый, темный от времени ледничок с торчащим горлышком графина, две рюмки, две ложки, хрустальный бочоночек с икрой и розетка с крупно нарезанным лимоном.

– Так, – сказал Алик, нахмурясь. – И кого же это ты не наделил рюмкой? Меня или вот Глеба Борисовича?

– Так ведь, вашсокородь…

– Быстро третью, а то степлится.

Денщик метнулся.

Налили, встали. Алик зацепил ложкой икру, выдавил сверху ломтик лимона. Глеб сделал то же самое.

– Бери закуску, – сурово приказал Алик вернувшемуся Илье. – Иначе талант погубишь. – И Илья зачерпнул игру огромной липовой лопатой, извлеченной из нагрудного кармана.

– Здоровье Ее величества, – сказал Алик.

– И за успех, – подхватил Глеб. – И за удачу. И за таланты, за мастерство, за знания и умения – твои и твоих людей. И главное – за то, чтобы это помогло нам выстоять.

– И за тебя, дружище. Без твоей помощи…

– Не стоит, – сказал Глеб. – Профессии шпиона и вора – не из самых почетных…

– Остаюсь при своем мнении. Пьем.

Опрокинули водку, закусили. Алик посмотрел на часы.

– Вот и ехать пора. Не слишком торопясь – прибудем к сроку. Начальство же все равно опоздает…

От поселочка, где жили Алик и его люди, до полигона – было четыре версты. Ехали по-над берегом шагом. Солнце грело правую щеку, намекая на скорый полуденный жар. Да, и не спасут тогда ни крахмально-белый цвет мундиров и фуражек… каково же казакам в их темно-синем? Без казачьего конвоя Алику нельзя было покидать поселок и даже просто выходить из дому – два покушения на него уже состоялись…

Бутылочного цвета вода залива лежала тихо, как неживая. Далеко, милях в восьми, чернела щетинистая тонкая коса. Где-то посередине между нею и берегом выступало из воды множество серых и красноватых камней. Говорили, что в давние времена здесь был город и порт, но земля опустилась… Густо пахло йодом и теплым илом. Над степью воздух начинал плавиться и растекаться, временами поблескивая над землей, как озерца или соляные плеши.

– Зря водку пили, – Глеб обтер платком лицо и шею. – Потом изойдем.

– Как раз не зря, – не согласился Алик. – Пот выйдет, и будет легко. Это как в бане…

Он принялся развивать тему бани, и Глеб отключился. Это было новой его способностью: не ускользать в пыльный мир, а как бы оставлять вместо себя говорящую куклу, самому же – погружаться в ту чужую память, которая недавно чуть не свела его с ума и которая теперь все сильнее манила заглянуть в ее черные глубины…

Он знал теперь миллионы ответов на вопросы, которые вовсе не стремился задавать.

Въезд на полигон охранялся тщательно: даже у самого Алика, который этот порядок и ввел, потребовали пропуск – и он предъявил его, подписанный им самим.

Из странствий Глеб вынырнул окончательно в чистом просторном блиндаже. Тяжелый темный стол, ажурные тростниковые стулья, узкая горизонтальная амбразура – и полированный, в медных перехватах, поручень под нею… Не по-армейски пахло: воском и цветами.

Начальство, вопреки обыкновению, не задержалось: было три минуты одиннадцатого, когда задробили копыта, тут же по лестнице скатились адъютанты. Проверили, убедились – и следом солидно спустились генерал от артиллерии Попцов Иван Степанович и контр-адмирал Матвей Мартынович Казанегра, тоже старый артиллерист, заместитель командующего береговой обороной. А затем – блиндаж наполнился свитой, и стало тесно и душно.

– Господин Генерал, господин контр-адмирал, разрешите приступить к испытаниям. Команда готова. Докладывал инженер-майор Зацепин. – Под этой фамилией Алик был известен здесь и далее, а настоящее его имя знали человек десять.

– Так вот, без передышки? – усмехнулся генерал. – Торопитесь изумлять стариков?

Они действительно были старики, лет по шестьдесят пять каждому, но старики бодрые и не чуждые юношеских страстей. По крайней мере, у Казанегры была стойкая слава ловеласа. Даже в такую жару и вдали от дам он благоухал «Зеленым долом», шею его обнимал шелковый платок, руки обтягивали белоснежные перчатки.

Алик нервно усмехнулся, перевернул стоящие на столе большие песочные часы и кивнул своему казаку:

– Иван, ракету.

Казак пулей вылетел из блиндажа. Зашипела и звонко хлопнула в вышине сигнальная ракета. Через полминуты в сотне саженей перед блиндажом вылетела и развернулась артиллерийская упряжка. Вместо орудия к передку прицеплено было нечто не вполне понятное: крытый брезентом огромный ящик между высокими колесами. Упряжка с передком унеслась, артиллеристы быстро и слаженно стянули с ящика брезент, развели и вогнали лемехами в землю тонкие станины. Наводчики тут же, усевшись на дырчатые железные креслица и прильнув лицами к нарамникам прицелов, завертели штурвальчиками. Ящик стал наклоняться и поворачиваться. Теперь было ясно видно, что состоит он из уложенных в несколько рядов и скрепленных между собою длинных толстых труб.