Валерий Елманов - Сокол против кречета

По одной из версий, которая звучит достаточно убедительно, Бату принял окончательное решение выступить на стороне Святозара именно после того, как молодой князь нашел еще одного влиятельного союзника, и тоже из числа обиженных судьбой, в лице родителя.

Им оказался бек Волжской Булгарии Мультек – родной брат Абдуллы ибн-Ильгама. Такой тройственный союз в перспективе сулил немалую выгоду монголам, и потому Бату дал согласие, после чего тут же принялся добросовестно отрабатывать взятые на себя обязательства. Поэтому он и был вынужден действовать сразу в двух направлениях, бросив половину туменов на Рязань, а с оставшимися ринулся на булгар.

– Ты снова пришел ко мне, хотя не взял своего города! – взревел Бату, увидев перед собой Мультека на четвертый день безуспешных попыток взятия Сувара, и грозно предупредил булгарина: – Если такое продлится и далее, то ты и твои люди можете оказаться рядом с этими непокорными жителями.

Слово «рядом» из уст Бату звучало грозно, особенно если знать, что, согласно Ясе Чингисхана, как только враг, отклонив требование о сдаче, выпускал с крепостных стен хотя бы одну стрелу или в осаждающих летел хотя бы один камень, пущенный из катапульты, защитники города обрекались на смерть. Сабля монголов тут же заносилась над их головами, и даже если потом люди, видя безнадежность своих попыток отстоять крепость, шли к завоевателям с изъявлением покорности, значения это уже не имело. Все равно Чингисхан, а потом его дети и внуки уже не убирали оружие в ножны.

Рассчитывать на что-то могли лишь красивые женщины и ремесленники из числа самых искусных, да и то потом многие горько сожалели о том, что не погибли сразу, – для иного муки рабства зачастую горше смерти. Свирепый сотрясатель вселенной мог и пошутить, дав пленным призрачную надежду на спасение, но все равно они были обречены.

За три дня штурма Бату потерял почти полтысячи своих воинов из числа тех двух с половиной тысяч, которых он дал Мультеку в качестве десятников, сотников и тысячников, и пришел к выводу, что теперь он точно так же подшутит над пленными, как и его дед после взятия Ходжента. Только он не станет устраивать бои между женщинами [68]– ни к чему повторяться, а придумает что-то свое. Что именно – Бату не знал, но он с этим не спешил. Время у него было. Сувар стоял насмерть и сдаваться не собирался.

Да, он непременно что-то придумает, но пощады не даст никому, вырезав всех от мала до велика. Разве что оставит на время хашар [69], потому что воинов Мультека, безуспешно штурмующих каменные стены, для взятия всех крепостей Волжской Булгарии будет явно недостаточно. Не меньше половины, если не три четверти из них ляжет под Суваром, а ведь есть еще Саксин, Биляр, Булгар и прочие твердыни.

Нет, хан не жалел этих воинов. Они сами выбрали свою судьбу. Никто не мешал им в точности выполнять все распоряжения Мультека, полученные тем от Бату. Тогда они так и служили бы во вспомогательных туменах, имели бы право не только на жизнь, но и на законную добычу при взятии города или победы над вражеским войском. Таких в монгольском войске было предостаточно. К примеру, тот же уйгурский тумен, ведомый ныне Барчук-нойоном, или отдельные тысячи киданей, чжурчженей, ханьцев, да мало ли кого.

Булгары же, получив приказ штурмовать Сувар, вновь заупрямились, стали негодовать и даже выказывать свое недовольство вслух. Хорошо, что Бату изначально не испытывал к ним доверия и держал все время в окружении своих воинов. К концу дня попытка бунта оказалась подавленной, после чего Бату вызвал к себе в юрту Мультека и при всех братьях и темниках объявил, что он недоволен ханом Волжской Булгарии и его людьми.

– Настоящий воин обязан выполнять все, что ему повелит десятник. Тот повинуется сотнику, а они – тысячнику. Твои воины ослушались самого хана. За это они заслуживают смерти, но у тебя есть выбор, хан. Или я считаю их воинами и предаю смертной казни, или отныне они станут хашаром. Тогда я могу оставить им жизнь.

Бату не сомневался, что выберет Мультек, и угадал. Тот назвал жизнь. Но в качестве утешения Бату пообещал ему:

– Если они возьмут твой Сувар, сражаясь доблестно и храбро, я подумаю над тем, чтобы вернуть им свою милость.

Прошло три дня, а положение дел не менялось. Булгарские воины, подгоняемые сзади монгольскими копьями и осыпаемые защитниками города насмешками и проклятьями, обреченно шли на штурм и теряли сотню за сотней. Скорбный счет погибших приближался к десятку тысяч, а город все равно держался.

Особенно монголам досаждали пушки. Мало того, что они вносили существенный урон уже в число бегущих на штурм, так их фланкирующий огонь буквально сметал лезущих по лестницам воинов. Убийственная картечь с легкостью прогрызала дыры даже в теле, защищенном доспехами из сыромятной кожи.

Бату не думал, что пушек будет так много. Потом его осенило, что, скорее всего, осажденные сконцентрировали их на наиболее опасных участках. Но когда хан решил схитрить и зайти с другой стороны, то проворные пушкари успели перетащить орудия и туда, так что штурм вновь оказался провален.

Бату злобно покосился направо. В той стороне, у небольшого холма стоял его обоз, а в нем на десятках телег лежали точно такие же пушки, привезенные из Оренбурга и захваченные у войска Урусов в степи, – девять больших и семьдесят маленьких. Они ничем не отличались от суварских, но пока были бесполезным грузом и только. Привести их в действие не мог никто.

Хан изнывал в нетерпеливом ожидании своего темника. А как было бы хорошо направить сейчас жерла всех девяти тяжелых орудий на одну из стен и сделать в ней внушительный пролом. Не получится сразу, так бабахнуть еще раз и еще, а уж потом…

Но дальше фантазировать Бату не стал. Картина, возникшая в его воображении, была настолько сладостной, а возвращение в мир яви столь противным, что хан запретил себе предаваться подобного рода наслаждениям. Он не глупец, который, зажмурив глаза, видит, как он метко посылает стрелу в жирного джейрана. Либо стреляй наяву, либо вовсе об этом не думай.

Разумеется, Бату не бездействовал. Его тумены, пользуясь тем, что в Булгарии остались лишь одни городские гарнизоны, пусть и весьма многочисленные, безнаказанно разоряли страну, грабя все подчистую и сжигая непокорные селища, в которых, правда, мало кто остался из жителей. Заранее предупрежденные ханом Абдуллой, они давно ушли на север, укрываясь в дремучих закамских лесах, и искать их там не имело смысла.