Александр Громов - Русский аркан

Дирижабль величественно разворачивался. По крышам домиков, по узким улочкам медленно плыла его гигантская тень.

— Против ветра все-таки плохо тянем, — покачал головой Гжатский. — Движок слабый. А помощнее поставить — это же сразу вес уве…

Он не договорил. Грохот выстрела… Крики… Шипение пробитого баллона…

— Вон там! — крикнул Лопухин, указывая пальцем на вскипевший вдруг край толпы. — Лейтенант, дагерротипируйте! Скорее!

Гжатский захлопотал вокруг своего двенадцатизарядного фотографического чудовища. Щелкнул затвор.

— Еще! Не жалеть пластинок!

Внутри аппарата лязгнул механизм перезаряжания. Новый щелчок — и новый лязг.

— Вон, вон побежал! — закричал цесаревич, опасно перегибаясь через борт гондолы.

Действительно: одинокая человеческая фигурка, похожая с высоты на паучка, быстро-быстро перемещалась в сторону убогих домишек. За ней гнались японские полицейские и русские морские пехотинцы, им мешала разбегающаяся толпа.

Фотографический аппарат лязгал и щелкал до тех пор, пока бегущий не скрылся в проулке. Внизу захлопали револьверные выстрелы.

— Хотел бы я знать, почему мы не горим и не падаем, — задумчиво произнес Лопухин, посмотрев вверх. — Дырка же.

И верно: оболочка дирижабля, только что тугая, как хорошо набитая колбасная кишка, заметно сморщилась. Дирижабль, однако, не горел и не пытался упасть. Более того, он, кажется, продолжал набирать высоту! Ровно пыхтел паровой двигатель, исправно крутился воздушный винт.

— Пуля была, вероятно, зажигательная, — пояснил граф.

— Почему? — захлопал глазами Михаил Константинович.

— А потому, ваше императорское высочество, что смастерить простейшую зажигательную пулю способен и ребенок. Высверлить углубление в донце, набить его головками от серных спичек на клею… что тут сложного? Японцы — сметливый народ, уж верно догадались бы. Не понимаю…

— Баллонет пробило, — весело доложил Гжатский, в свою очередь придирчиво осмотрев оболочку, — а баллоны с водородом целы! Нам везет!

— Везет дуракам, — оборвал его граф. — Поздравляю с этим званием всех нас. Нельзя ли подняться повыше?

— Насколько?

— Скажем, на две версты. Чтобы оказаться вне досягаемости ружейного огня. Откуда следует, что покушавшийся был одиночкой? Сейчас нас не то что пулей — стрелой достанут.

Гжатский задумчиво кусал губы.

— Можно попытаться, — сказал он без энтузиазма. — Но только подъем будет проходить медленно. Разве что отвернуть на время от города? Ради безопасности?

— Вот и отверните. Вон туда, к северу.

— Да, но…

— Какие еще могут быть «но»?

— На двух верстах высоты будет холодно. Его императорское высочество…

— Потерпит! — отрезал Лопухин, даже не взглянув на нахохлившегося цесаревича. — Лучше продрогнуть, чем сгореть. У вас еще что-то?

— Так точно-с. — Растерянный Гжатский мялся. — Я предполагал, что мы пройдем низко над императорским дворцом… При большой высоте зрительный эффект будет совсем не тот…

— Ничего. Полагаю, у микадо найдется подзорная труба. Вверх, господин лейтенант, вверх! На малой высоте нас только слепой не продырявит.

И как в воду глядел! Не успел толстый кабачок дирижабля величественно развернуться, как снизу грохнул еще один выстрел. Секундой раньше баллон вздрогнул и зашипел, как змея, которой наступили на хвост.

Смысл этого шипения мигом дошел до каждого. Иманиши лишь мельком взглянул наверх и тотчас опасно перегнулся через борт гондолы — надеялся, видно, высмотреть, откуда был сделан второй выстрел. Лопухин придержал его за портупею. Цесаревич взвизгнул.

— Пробоина, — скучным голосом констатировал Гжатский. Опасность парадоксальным образом не пугала его и не распаляла — он лишь становился точен в движениях, как машина, и неспешен на слова, как волжский крючник, засыпающий прямо на песке после разгрузки баржи. Однако чуткое ухо уловило бы в его тоне обиду: как это так — портить хорошую вещь? Ну разве не подлость?

Дирижабль наконец развернулся, и лейтенант направил его прочь от города.

— От имени японской полиции приношу мои нижайшие извинения, — дрогнувшим голосом заявил Иманиши. — Мои подчиненные не сумели уберечь от покушения уважаемых гостей божественного микадо. Я сегодня же подам прошение об отставке.

— Да будет вам, — махнул на него рукой граф. — Извинения приняты. Никакая полиция не всесильна. Лучше скажите, удалось ли вам заметить, откуда стреляли? Мне, увы, нет.

— Мне, к сожалению, тоже не удалось. Но все ближайшие кварталы через минуту будут оцеплены и тщательно осмотрены.

— Что ж, будем надеяться на удачу. Она нам улыбнулась уже дважды: вторая пуля оказалась не зажигательной… Лейтенант, куда вы правите? Море правее.

— Ветер с моря, — снулым голосом объявил Гжатский. — До моря мы не дотянем. Лучше всего идти по ветру… Ой!

Баллон снова вздрогнул и зашипел громче. Секунду спустя донесся грохот выстрела.

— Вижу! — закричал Иманиши. — Сто четвертый квартал, дом с большим сливовым садом! Вон там!

На взгляд Лопухина, в указанном квартале вообще не было садов, тем паче больших. Так, деревца кое-где… Но возражать граф не стал — в конце концов, у каждой нации свой масштаб.

Несмотря на грозное шипение, дирижабль все еще держал высоту. Гжатский увеличил огонь в керосиновой горелке, стрелка манометра поползла к красной черте. Огромные лопасти воздушного винта молотили воздух.

Какого черта воздух не вода! Разреженная субстанция не остановит падения, когда придется падать. Неуклюжая туша сморщится и рухнет, перемешав с коричневой японской землей обломки дерева, искореженный металл и человеческую плоть.

Повернуть и пойти над рекой?.. Нет, слишком опасно. Еще один выстрел, еще одна пробоина — и конец. Дальше, дальше от города! К рисовым полям!

Это, конечно, не море и не река. Это грязь с растущей на ней желтой соломой. Или просто мягкая земля, если вода с полей спущена. Удар почти не будет смягчен. Но все же грязь — не камень…

Дирижабль двигался довольно быстро, хотя был более обязан этим ветру, чем пыхтящему двигателю. Внизу проплывали квадратики полей. Бесконечные, безбрежные рисовые поля равнины Канто… На многих копошились жнецы, похожие с высоты на букашек. Почти все бросили работу и, задрав головы, глядели вверх.

— Не могу больше держать высоту, — ровным голосом сказалл Гжатский. — Сбросьте весь балласт.

Два мешка с песком полетели вниз. Минуту или две воздушное судно держалось ровно, но затем мало-помалу пошло вниз.

— Нельзя ли чем-нибудь заткнуть дыры? — спросил Иманиши.

Никто не стал отвечать на глупый вопрос.

— Кажется, мы разобьемся, — с нервным смешком проговорил цесаревич.