Сергей Кротов - Война. Часть 1

В конце вагона раздался громкий взрыв смеха, обязательно найдётся в спальном вагоне весёлая компания, отмечающая встречу до утра.

— Товарищи, пожалуйста, соблюдайте тишину, — проводница Оля ринулась на звук. «Это она зря, теперь долго не отвяжутся от неё, — пистолет под подушкой больно ткнулся в затылок, — инженеры, физики, химики, математики — все нужны… Математики. Нужно срочно разрабатывать тему Генераторов Псевдослучайных Чисел, а то нехватка случайных последовательностей для генерации ключей для „БеБо“ и „Айфонов“ становится уж совсем острой. В прошлой жизни, как пользователь, я немного занимался шифрованием лог-файлов своего мобильника… Кстати, благодаря этому я и здесь… точнее не совсем я, а только моя душа… Кхм, ладно сантименты в сторону… так что там было с этими ГПСЧ? Кажется, что тогда я выбрал простейший — линейный конгруэнтный метод. К моему времени он уже основательно устарел, а вот здесь и сейчас, скорее всего ещё не известен»…

Напрягаю память, быстро пробегаю по её закоулкам и довольно скоро выясняется, что первые статьи Лемера по этому вопросу появились в начале пятидесятых.

«Деррик Лемер — американский математик… специально недавно наводил о нём справки. Вот оно! Сейчас он в Кембридже, получил стипендию Гуггенхайма, — отодвигаю плечом пистолет к перегородке купе, — стоп, а он часом не ГПСЧ там сейчас занимается? Вполне может быть, что публикацию этой работы попридержали до конца войны! А что если английские шифровки, которые мы добыли в Голландии, основаны на псевдослучайных ключах Лемера»!

Рывком поднимаюсь с кровати.

«Спокойно, спокойно, — снова ложусь на подушку, — всё что нужно для проверки этой бредовой идеи уже находится у меня в голове: английская радиограмма из журнала и ключи из шифроблокнота. Остаётся найти коэффициенты „а“, „м“ и „с“ в рекурсивной формуле».

Когда я переключаюсь на решение трудной задачи окружающий мир меркнет: исчезает весёлый галдёж в коридоре, пропадает стук квадрата радиуса под вагоном, сливаются в серый непрерывный свет стробоскопические вспышки пролетающих мимо фонарей. Из головы, как у Страшилы, начинают лезть иголки и, видимо, поэтому не слышу лёгкие шаги в коридоре, остановившиеся у моей двери.

«А интересная у англичан кодировка: совершенно избыточный набор прописных букв, сомнительное решение о включении цифр (можно было использовать вместо них как раз прописные, если уж они есть) и только два знака препинания — пробел и перевод строки. Получилось шестьдесят четыре знака… шесть бит».

Неслышно щёлкает замок, зеркало беззвучно едет влево, но через секунду возвращается в прежнее положение.

«А с другой, что лишний бит жалеть? Зато текст сразу получается удобочитаемым, может быть распечатан на простейшей электрической пишущей машинке. Хотя тогда уж добавь ещё один бит и будет у тебя куча служебных символов, не считая точки и запятой»… Чья-то рука ложится мне на колено, на автомате перехватываю её своей левой и резко дёргаю на себя, пытаясь сбить противника с ног. Неизвестный пронзительно взвизгивает и падает мне на грудь, чем-то кольнув и обдав ароматом «Красной Москвы». Моя правая рука тянется к пистолету…

— Это же я, Оля, — скулит проводница, ёрзает по мне, пытаясь освободиться.

— Понял уже, — щелкаю выключателем ночника и отпускаю её руку, — тише… ты чего здесь?

— Ну вы же один… — краснеет комсомолка со значком «КИМ» на переднике, хлопая длинными ресницами.

«И что, можно вот так набрасываться ночью на одиноких мужчин? — мелькает в мозгу официальная мысль, но глаза продолжают предательски косить на грудь лежащей на мне девушки, — симпатичная и имя красивое»…

И в этот момент, стучит отъехавшая дверь, в купе вспыхивает свет, на пороге возникает взъерошенная голова прикреплённого с наганом в руке, а за его спиной группа людей в военной форме с нескромно-восторженными взглядами.

«Не виноватый я, — проносится в мозгу, — она сама пришла»…

16 ноября 1938 года, 10:00.

— Алексей Сергеевич, ты пойми, — Хруничев лезет во внутренний карман пиджака, перед моим носом появляется несколько листов бумаги с «шапкой» Совнаркома, зажатая в большом волосатом кулаке, — есть правительственное постановление подписанное товарищем Вознесенским о создании в ЦАГИ двух конструкторских бригад по турбореактивному двигателю и планеру к нему, а также о переводе всех инженерно-технических работников, ранее работавших по реактивной тематике, в наркомат авиационной промышленности. Не только вы пострадали, из наркомата боеприпасов забрали аж десять инженеров.

— Ты же меня, Михаил Васильевич без ножа режешь, — начинаю кипятиться я, — у меня в первом квартале предстоят полигонные испытания воздушной торпеды. Тоже, между прочим, с реактивным двигателем!

— С пульсирующим двигателем… правильно я говорю, товарищ Шишкин, — хозяин кабинета, невысокий худощавый брюнет лет тридцати пяти, согласно кивает головой, — к тому же сам двигатель, по моим сведениям, уже отлажен, осталось отладить систему управления.

«О-па… похоже Королёв сливает информацию… Засиделся уже на одном месте? Большому кораблю — большое плавание»…

— Ты что не можешь три месяца обождать? — отвожу взгляд к окну и расстроенно гляжу на Яузу, подёрнутую первым хрупким ледком.

— Не могу ждать, Сергей Николаевич подтвердит, — Хруничев аккуратно складывает листки в карман, — сроки жёсткие поставлены до первого декабря. Нам с товарищем Шишкиным здесь, кроме этих двух, ещё три КБ размещать: товарищей Петлякова, Мясищева и Томашевича…

— Полная реорганизация, — подтверждает начальник ЦАГИ.

«Пропустил, а всего-то пару недель отсутствовал…. очевидно ВИАМ наконец-то допилил жаропрочные стали и начался ажиотаж с ГТД, на который наложились заказы на дальний, пикирующий бомбардировщики и штурмовик. Решили всех авиаконструкторов собрать под одной крышей, как было в моей истории, только без охраны? Концентрация всех сил, это хорошо, но как они в здании Конструкторского Отдела Сектора Опытного Самолётостроения (КОСОС — ЦАГИ) уместятся»?

— Хм, не хотелось бы становится на пути прогресса, — многозначительно почёсываю подбородок, — но грабить себя я не позволю. Вы у меня троих инженеров забираете, вот давайте троих не хуже на обмен. Иначе, ну вы в курсе моих возможностей, я вам гарантирую большие трудности. Хруничев просительно смотрит на Шишкина.

— Мы тут решили ликвидировать две бригады, которые работали над геликоптерами, — неуверенно начинает тот, — из трёх оставляем только одну, а именно автожиров товарища Камова…

— Гели… что? Каких ещё жиров?… Что это за… — лицо Хруничева наливается кровью.