Андрей Валентинов - Крабат

О таких абстракциях Марек решил не думать. Не до того! Тут главное, чтобы пла-а-а-авно-о-о!..

Есть! Подошвы коснулись тверди — настоящей. Земляной пол ангара, «Ньюпор-Деляж-29», отставной истребитель и — Капитан Астероид при полном параде: шлем, пояс, блин-рюкзак, тяжелые перчатки.

— Ничего, освоитесь! — блеснули очки-консервы. — Но знаете, Марек, есть у меня мысль…

Снял перчатки, расстегнул ремешок шлема.

— Начинающих пловцов следует кидать в воду. А вас…

Без шлема — уже не Капитан, а просто Роберт-пилот.

— …Кинем в небо.

Марек Шадов чуть было не крикнул «Нет!» Сдержался, вдохнул поглубже.

— А-а… А когда кинем?

— А когда стемнеет.

Кофе пили там же, в ангаре. В одном из закутков пилот оборудовал маленькую кухоньку. Электричества не было, зато имелся примус, отчего чашка слегка попахивала керосином.

Мареку был предложен подозрительного вида стул с высокой резной спинкой, напоминающей готический собор, однако он, вежливо отказавшись, предпочел старый ящик с плохо читаемой готической вязью: «Юнкерс Флюгцойгверк».

— …Я мог бы ответить, что это — военная тайна, — Роберт щелкнул зажигалкой. — Но не скажу. Вычисляется на раз, стоит лишь подшивки газет полистать.

Прикурил, откинулся назад, прямо на готический собор. Стул угрожающе затрещал, и летчик поспешил выпрямиться.

— Вся эта непонятная техника появилась года три тому, причем сразу в нескольких точках. Полинезия, север Канады, Анды и где-то на Голубом Ниле. Это Англо-Египетский Судан, глушь невероятная. Никакая мысль в голову не приходит?

Бывший Желтый Сандал, офицер для поручений при странном японце, даже не стал пожимать плечами.

— Не приходит. И так все ясно. Испытания.

— Испытания, само собой…

Летчик встал, затянулся резко.

— А если следовать логике, то корень всего — где-то в самой недоступной точке Земли.

— Подкаменная Тунгуска, — ничуть не удивился филолог-германист, тоже бывший. — Прилетели гости с 61-й Лебедя, обосновались в тайге, а лет через двадцать вышли в люди. Для фантастического журнала — в самый раз. У вас за такие версии под трибунал не отдают?

Роберт взглянул грустно:

— А с 61-й Лебедя — почему?

Насчет трибунала уточнять не стал, Марек же, проявив чуткость, решил не настаивать.

— Больше неоткуда. Все, кто видели Тунгусский метеорит, утверждают, что он появился с юга. Угол наклона к горизонту — градусов семьдесят. Значит, то, что прилетело, двигалось от звезды с наклоном сорок градусов или немногим больше. Берем звездный атлас…

— Сами брали? — вздохнул пилот.

Вольфанг Иоганн Эшке гордо выпрямился.

— Сам! В университетской библиотеке. Открыл, закрыл и отдал назад… 61-я из созвездия Лебедя имеет склонение 38 градусов 15 минут. Расстояние до Земли — чуть больше одиннадцати световых лет. Для простоты представим, что Тунгусский феномен двигался со скоростью света. И что мы в результате получим?

— Строгий выговор по партийной линии, — рассудил летчик. — Но трибунал тоже возможен.

Марек охотно кивнул:

— И перед трибуналом вы, Роберт, откроете первопричину всего. Те, с Лебедя, решили, что их сюда позвали. Одиннадцать плюс одиннадцать — время прохождения световых волн туда и обратно. Плюс пару лет на раскачку, не сразу же планетобус построишь! 27 августа 1883 года взорвался вулкан Кракатау. Инопланетяне приняли взрыв за сигнал — и стали собираться в гости… Вас, конечно, спросят, кто в такую чушь поверит…

— Рейнхард Гейдрих, шеф тайной государственной полиции Рейха, — негромко проговорил пилот. — И не он один. Во всяком случае, делают вид, будто верят. Нет, для дезинформации слишком глупо и сложно. Куда проще по примеру Жюля Верна выдумать безумного профессора Шульце с его секретным городом Штальштадтом.

Затушил окурок, бросил в ведро.

— И ладно!.. Ну что, Марек, в небо?

Цеппелин, громадная серебристая сигара с черной свастикой на хвосте, появился над Парижем перед заходом солнца. На улицах темнело, но в небе еще хватало света. Дирижабль был превосходно виден — весь, от острого носа до округлых алюминиевых стабилизаторов. Вдоль корпуса-сигары — надпись, массивные черные литеры: «OLYMPIA». И еще одна на белом полотне-транспаранте под наполненным водородом брюхом: «Берлин, 1936».

Гостя не ждали, он явился сам. Не пущенный на землю, цеппелин неспешно плыл над старыми кварталами центра. Круг, еще один круг, еще… Порывы ветра разносили из-под небес обрывки бодрого марша.

Люди на улицах смотрели вверх. Молчали. Очень немногие пытались приветствовать, снимали шляпы, тянули вверх руки. На таких оглядывались, даже плевали вслед. Куда больше было тех, кто грозил небу бессильным кулаком, однако серебристому гостю не было дела ни до друзей, ни до врагов. Винты рассекали послушный воздух, ветер трепал белое полотно транспаранта.

Слова уносились прочь, негромко гудели шершни-моторы, сигара с фирменным знаком «Хакен Кройц» заходила на очередной круг. А из-за острых шпилей Собора Богоматери на тихий беззащитный город уже смотрела Мать-Тьма.

Женщина наблюдала за цеппелином от храма Святого Сердца, с небольшой площади перед главным входом. Попала сюда случайно, после важного разговора в одном из старинных особняков Монмартра. Ничего нового не узнала, лишь убедилась в собственной правоте. Франция не станет воевать — ни из-за братски воссоединенной Австрии, ни из-за обреченной Чехословакии. «Пуалю» еще некоторое время постоят на границах, демонстрируя французскую непобедимую мощь — и разойдутся к началу августа. Самое время отпусков… Это было уже решено, в правительстве яростно спорили совсем о другом: посылать ли команду на Берлинскую Олимпиаду или все-таки объявить бойкот. Это и вправду — вопрос вопросов. А война? Какая еще, sangbleu , война? Избиратель хочет мира, только мира!..

Велев остановить машину, она вышла на площадь, сунула руки в карманы легкого летнего пальто и поглядела в небо. Охрана, двое мрачных парней из «старой гвардии» О'Хары, ненавязчиво топталась в стороне. Синий «Citroen Rosalie» больше не появлялся, но женщина решила не рисковать. Ездила только с шофером, а в перчаточнице авто ждал своего часа пристрелянный «парабеллум». И все равно было тревожно, цеппелин же, нежданно-негаданно появившийся в парижском небе, принес с собой настоящий страх.

Очень хотелось курить. Женщина держалась из последних сил, хотя в сумочке лежала пачка купленных в гостиничном киоске красных «Gauloises». Но сдаваться рано — и бояться никак нельзя. Еще немного, и на сухой парижский асфальт незримо ступит беспощадная дочь греческого бога Пана, вцепится в горло, вонзит острые ногти в сердце…