Антон Толстых - Кроме политики

О депутатство, я посмел тебя желать.

Моя мечта — слуги народного печать,

Я полномочия сейчас готов принять.

Йес!

В Госдуму выбранный с мандатом на челе,

Я без него не буду счастлив на земле.

И до победы мне не обрести покой,

Я душу Путину отдам, чтоб быть собой.

Подлянка подкралась незаметно. Я с полным на то основанием полагал, что начальство пошлёт за лимонадом меня. Только что поступил на службу, работёнку пока не получил, так почему бы не отправить вашего покорного слугу по простому поручению? Но за лимонадом послали Шишкина. Чиновник по особым поручениям дошёл до кабинета премьер-министра, получил инструкции, затем сел на казённый велосипед и с энтузиазмом покатил к поставщику напитков. Пока дворецкий разгружал коробку, в кабинете нас поджидал стакан. Премьер поднял полную руку, обхватил стекло и вылил в горло свежий лимонад.

Мне, младшему по чину, лимонад не достался. Останься мы с ним наедине, попили бы и посидели бы вместе. Раньше мы с Борисом попросту дружили, общались, вместе работали в XXI веке. Зато в присутствии верноподданных мы поступали по принципу «Толстого и тонкого». Судьба словно посмеялась надо мной, сделав старшего по чину толстяком.

Депутатский мандат остался дома. В ближайшем из иных миров перед глазами вашего покорного слуги и его начальства предстала другая реальность — Россия, которую мы пока не потеряли. Если в нашем мире после революции прошло 104 года, в том до неё осталось 14 лет. Но лишь на первый взгляд. Его высокопревосходительство грядущего безобразия не допустят, ни за какие коврижки. Когда перечитываю предыдущие строки, так и видится прищуренный глаз с одной стороны и лихо подкрученный пышный ус с другой.

Честь имею представиться, коллежский асессор и подчинённый Председателя Совета министров Виталий Николаевич Андреевский. Для вас, друзья, я думец Виталий Кузьмич Андрюхин. По мере возможности изложу жизнь и деятельность Очень Важной Шишки, да и, что греха таить, моё моральное падение из двух частей. Не знаю лишь, в чьи руки попадут записки: членов правящей партии или простого народа.

Знаменитые яркие галстуки-бабочки пришлось снять. Назначили меня на должность секретаря и личного шофёра Его высокопревосходительства. Предыдущие почти шесть лет секретарём служил журналист «СПб ведомостей» (в том числе с прямыми обязанностями), но пришлось автору записок выйти на замену. Что примечательно, в роли секретаря я его сменил, а как журналиста дополнил. Работу труженика пера начальство сочло слабой. Поэтому господин Глебатин вручил вашему покорному слуге обязанности имажмахера . Надо ли пояснять значение слова? Журналист продолжает работу, но теперь я его учу и наставляю, чтобы создать вокруг начальства нужный ореол.

У меня поначалу путалось в голове, где Борис Ломанов (мой друг и донор личности), а где Венедикт Глебатин (аристократ-реципиент). На всякий случай напомню, кого заменяет Борис. Реципиентом стал двоюродный брат Ивана Дурново, предыдущего председателя, в реальной истории дотянувшего до 1903 года. Отставка альтернативного же Дурново в 1896 году прошла с лёгкостью неимоверной. Фамилию кто-нибудь назовёт говорящей, а «пятая колонна» считала его «телячьей головой».

Резиденция вельможи размещалась поблизости он Невского проспекта. Когда я стоял на пороге кабинета, в памяти всплыл фотопортрет подлинного Венедикта Сергеевича Глебатина. Представьте себе, в комнате сидит или стоит не в меру упитанный седеющий барин-барыга с кругловатыми рыбьими глазами, а усы у него круче, чем у Кеннета Браны в роли Пуаро. До того упитанный, что выглядит прототипом Трёх толстяков. По крайне мере, в альтистории. В нашем мире его телосложение оставалось средним. Просто у нас он не сидел сиднем в Париже сорок лет.

Помимо всякой политики герой моих записок внедрял культуру. Подчинённых распишу ниже, а пока разрешите отступление. С темой текущей истории это связано косвенно, но в глебатинском кабинете побывал не кто-нибудь, а Пуришкевич. Больно рано он прикатил в Питер с целью политической карьеры. Каждый раз, когда его вижу, сразу вспоминается сцена в Госдуме из фильма «Агония». И при каждом визите консервативного политика Боря запирает дверь апартаментов, не давая мне шанса быть очевидцем. Если честно, я встречал Пуришкевича только раз, на второй день службы. А продлилась она недолго.

На рабочем столе Премьера промелькнула книга с именем Победоносцева на обложке. Судя по обмолвке, он изучал статью о сущности западной демократии. Для беседы с Пуришкевичем самое то.

Забегаю вперёд. В саквояже лежал паспорт с пустыми строками, но вначале он пока мне не требовался. В самый первый день (пятница, 30.08(12.09)1902 г., у нас 11 февраля нынешнего, двадцать первого) предстояло воссоединение с другом и думским коллегой, который за долгие годы (с августа 2014) вполне мог меня забыть. В крайнем случае встреча прошла бы по типу того же «Толстого и тонкого».

Дворецкий Прохор Мартынов служил в Париже при подлинном Глебатине (не все сорок лет), но героя записок не разоблачил. Свою должность совмещал с работой шеф-поваром. Понятно, что жили они оба не в том Париже, где крыса готовит рататуй.

Так или иначе, дворецкий поджидал у дверей личного помещения Важной Шишки (под девизом «Способен не на всё, но на многое»). При моём появлении он доложил, что чиновник особых поручений опять таращит глаза. К чему бы это? («Я не шкаф и не музей хранить секреты от князей». Отмечу, что Глебатин скоро станет ни много ни мало светлейшим князем.) Уходя прочь, Прохор состроил удивлённую физиономию. Как будто удивлялся самому наличию В. Н. Андреевского в подчинении у господина. Раз жил в Париже, значит, сам всё видел. Во всяком случае, по официальной версии.

Полуминутой раньше дворецкий сообщал, что действительный тайный советник слушают некую музыку. Здесь будет не лишним рассказать вам, как в дни нашей дружбы Ломанов вспоминал молодость. В конце лихих девяностых он только-только окончил школу. Своему былому хобби будущий депутат посвятил песню.

Когда пространство перед дверями опустело, я вошёл в апартаменты (с английским замком), на всякий случай прикрытые занавеской самого до пола. За границей между общим и приватным кое-что находилось, без вопросов. Знакомый хриплый голос пел не менее знакомые строки: