Пантелей - Горячее лето пятьдесят третьего... [СИ]

Павел Анатольевич предавался воспоминаниям под равномерное поскрипывание паркета у себя за спиной, товарищ Сталин думал. Если ничего не предпринять, то семнадцатого мая президенту США Дуайту Эйзенхауэру уже не пережить.

— Я не согласен с выводами ваших аналитиков, товарищ Судоплатов и считаю, что вероятность применения ядерного оружия в гражданской войне в США очень высокой…

Сталин сел на свое место, достал из стола тонкую папку и передал Судоплатову.

— … это прогноз группы военных аналитиков, и его я считаю более вероятным. Читайте прямо здесь, товарищ Судоплатов. Скоро подойдет товарищ Рокоссовский, как раз успеете ознакомиться.

Рокоссовский пришел не один, раньше него подошел Вышинский. И то, как тот зашел в кабинет удивило куда больше аналитики военных специалистов. Там то как раз все понятно, с точки зрения параноиков и перестраховщиков допустить можно все что угодно, даже вмешательство марсиан…, а вот Вышинский зашел молча, без доклада, не постучавшись и не спросив разрешения. Молча сел за стол и вопросительно посмотрел на Сталина, тот молча отрицательно покрутил головой в ответ. Про Рокоссовского же, как и положено, доложил Поскребышев.

— Садитесь товарищ Рокоссовский рядом с товарищем Судоплатовым, вам сейчас предстоит прочитать один доклад, а он в единственном экземпляре. Так хорошо. Андрей?

Такое обращение Сталина к Вышинскому удивило только Рокоссовского, Судоплатов к этому был уже готов. Вышинский заговорил не вставая.

— Товарищи! То, что мы затеваем, является заговором с точки зрения социалистической законности, это я вам как юрист сразу на всякий случай говорю. Пока ничего противозаконного мы не натворили, вы можете отказаться. Константин Константинович? Павел Анатольевич? Отлично. Начинайте Константин Константинович и сразу постранично передавайте.

Записанный рукой самого Сталина на обороте какого-то машинописного отчета доклад по форме напоминал фантазию о будущем в виде краткого учебника истории, но скептически хмыкать, даже по-заговорщицки расслабившийся Судоплатов не спешил. Многие странные события последнего времени уже наводили Павла Анатольевича на мысль, что Сталин руководствуется каким-то нечеловеческим чутьем, безошибочно просчитывая «игру» на несколько ходов вперед. «Ага, Хрущев, а вот и Жуков, красавчик…, нет, мы не заговорщики, мы… О, хирурги! Ага, в космос даже этот кретин первым Страну вывел, теперь значит точно не опоздаем… Ну молитесь теперь своим иудейским богам, граждане кровопийцы-эксплуататоры. Наш Че Гевара уже во Франции, и теперь это не тот сопливый пацан, а подготовленный волкодав…»

А Сталин с Вышинским тем временем внимательно наблюдали за реакцией посвящаемых в заговор товарищей. Рокоссовский читал как каменный памятник, но было видно, что это напускное и явно дается ему с трудом, а Судоплатов эмоционально, то хмурясь, то хмыкая, то кивая, словно находил подтверждение своих догадок.

— Товарищи! Сразу вам говорю, что происхождение этого рассказа с точки зрения научного материализма пока никак не объясняется. Либо наука наша пока не доросла, либо материализм мы неправильно понимаем. Это я обнаружил на своем столе утром десятого декабря. Рука моя, но писал я видимо во сне. Версии об источнике три — умственное помешательство, вмешательство Высших сил, или такая своеобразная помощь ученых из будущего, остались же там ученые патриоты. Павел Анатольевич?

Судоплатов правила игры принял сходу.

— Наверняка остались, Иосиф Виссарионович. Наверняка это ученые, наша наука, естественно, пока отстает. Ничего, догоним и перегоним.

Рокоссовский уверенности соратника не разделил. Он внимательно посмотрел в глаза Сталину и негромко, но отчетливо проговорил.

— Я полностью исключаю только умственное помешательство. Божественное вмешательство не исключаю, Иосиф Виссарионович.

— Ничего, Константин Константинович, Андрей не исключает и помешательства. Говорит, что такое теоретически возможно, помешательство в нужном направлении. Человеческий мозг мы тоже пока совсем не знаем. Мы с ним уже много об этом спорили, как вы понимаете. Ну, к делу, товарищи заговорщики. Мы с вами только что организовали неконституционный орган управления Страной. Назовем его Чрезвычайным Комитетом Обороны.

Как вы помните, завтра у нас состоится очередное заседание Президиума ЦК, на нем я подам в отставку. Это не обсуждается, товарищи, этот план был принят до вас, и мы только потому сегодня и собрались, что он выполняется и уже пришло ваше время.

Вас, Константин Константинович, я рекомендую на пост Первого Секретаря Президиума ЦК КПСС, а для вас, Павел Анатольевич, должность еще только предстоит создать. Мы с Андреем Януарьевичем, как смогли, проанализировали допущенные ошибки. Одна из главных — мы уделяли недостаточное внимание партийному контролю. Партия нуждается в регулярных чистках от приспособленцев и карьеристов, а Секретарь Президиума ЦК КПСС и глава Комитета партийного контроля должен получить полномочия вроде римского Цензора Сената. И чистить, чистить, чистить! Павел Анатольевич?

— А как-же МГБ и все, что уже начато? Да и какой из меня партийный цензор? Я в социальных теориях и философиях никогда не был силен, Иосиф Виссарионович. Я в партию вступал не умом, а сердцем.

— Сердцем — это хорошо, Павел Анатольевич. Сердце обмануть труднее, чем разум. Социальные теории мы все равно будем пересматривать. Мы с Андреем Януарьевичем уже начали над этим работать. А с МГБ ничего не изменится. Служба службой, а партия — это добровольно принятая на себя посильная общественная нагрузка. Посильная. Посильная для вас обоих, мы в этом уверены. Константин Константинович?

— Благодарю за доверие, Иосиф Виссарионович! Пока страшновато, но надеюсь не подвести. Если не секрет — почему именно завтра?

— Не секрет. Павел Анатольевич, расскажите товарищам, что произойдет семнадцатого мая, а после мы обсудим последствия этого события.

— Товарищи! Семнадцатого мая произойдет очередное покушение на президента Эйзенхауэра, которое с большой долей вероятности приведет к его гибели.

Покушения на Эйзенхауэра были постоянной темой для обсуждений среди высшего руководства страны. Все сходились во мнении, что новый американский президент — настоящий баловень Судьбы. Рокоссовский решил на всякий случай уточнить.

— Это мы его, семнадцатого, Павел Анатольевич?

— Нет, Константин Константинович. Просто в этот раз мы не будем его спасать.

— А что, спасали уже?

— Было дело.

— А почему больше не будем?

Судоплатов чуть замешкался, взглядом попросил у Сталина поддержки, получил одобряющий кивок и чуть ли не шепотом выдавил из себя.