Кирико Кири - Тонкие грани (том 6)

— Рад вас видеть, Мария. Надо ли говорить, что вы сегодня обворожительны? — сделал я намёк на улыбку.

— Спасибо, — потупила глазки. — Честно говоря, вы меня сегодня напугали. Позвонили с таким голосом, будто хотели расстаться со мной.

— А вы расстроились? — усмехнулся я.

Она несильно шлёпнула меня по плечу ладонью, надув щёки. Удивительно, насколько гармонично и мило этим получалось у Марии показывать своё возмущение.

— Скажете тоже. Конечно мне стало бы очень грустно! Вы мне нравитесь, Томас. И… после случившегося… я виновата, верно?

— Верно, — не стал отрицать я.

— Поэтому… я… вряд ли слова исправят прошлое, но… мне стыдно, честно…

— Но попыток вы не оставите? — спросил я.

— Попыток сделать вас лучше — нет. Но… я… не буду вас обманывать, честно.

— Не устанете переделывать мужчину?

— Мне переделывать ничего не надо. Вы хороший человек, Томас. Просто вам надо напомнить, что такое быть им.

Между нами повисла тишина. Мария смотрела на меня, я смотрел на Марию, и никто больше не произносил ни слова, будто ждал чего-то. Я бы спросил, но сам прекрасно знал, чего именно.

И в этот момент в моей голове пронеслась мысль насчёт того, что говорила Ишкуина. Насчёт силы и кого уважают девушки из аристократии. Что для аристократок важен сильный мужчина, тот, кто обеспечит и защитит, которого они будут уважать. Иначе женщины перестанут воспринимать его. И Мария при всей её мягкости и взглядах была из тех самых девушек-аристократок.

По крайней мере со слов Ишкуины.

Я бы не сказал, что верю этой грязной суке, которая действительно выебала и меня, и мою девушку, но мог признаться, что в людях она разбирается хорошо. И насчёт Марии, которая уважает силу, а при её отсутствии сожрёт меня, была скорее всего права.

Если не показывать свой характер и своё «Я», Мария вполне может попробовать повторить тот фокус из соображений своей светлой души, веря, что поступает правильно. Это и я сам понимал. Но сейчас, видя мой настрой, вела себя она как мышка, не сильно показывая носа, не теряя ко мне интереса.

Это очень походило на слова Ишкуины — аристократки уважают силу, которой могут подчиняться. И пока она это чувствует, будет вести себя более чем примерно. А я, в свою очередь, должен соответствовать этому.

Потому, не сильно задумываясь над тем, как отреагирует на подобное Мария, я наклонился и поцеловал её в губы. Она слегка удивлённо посмотрела на меня, будто не веря в это, и попыталась отстраниться, но я лишь обхватил её и прижал к себе, не давая вырваться. Всего пара секунд сопротивлений… и у меня в руках была уже моя девушка. Будто почувствовав напор, Мария сдалась, при этом позволив перейти к французскому поцелую, словно отдаваясь на милость мне. Это было… приятно, чувствовать свою власть над девушкой. Понимать, что под твоим давлением она сдаётся и отдаётся, будто признавая первенство.

И разорвал поцелуй я же. Потому что теперь понимал, что лучше всё взять в свои руки и самому контролировать, иначе Мария попытается вновь какой-нибудь фокус выдать. Не потому что злая или хочет мне вреда. Наоборот, она хочет натворить мне добра с присущей верующим фанатичностью. И здесь два варианта — бросить Марию или взять всё в свои руки и держать её порывы в узде.

Учитывая, что меня тянуло к ней, логично, что я выбрал.

— А вы… настойчивый молодой человек, — выдохнула она, когда наш поцелуй разорвался. Её щёки горели. И, несмотря на лёгкое сопротивление, Мария совсем не выглядела недовольной. Вон как блестят глаза.

— Не мог ничего поделать, — подмигнул я. — Слишком меня тянет к вам. Хочется быть как можно ближе.

— Мне тоже… — её голос был как пух — лёгким и мягким. — Мне тоже хочется быть к вам ближе, Томас.

— А как же вера? — удивился я наигранно. — К ней уже не хотите быть ближе?

— Да ну вас, — дала она мне щелбана. — Вера поощряет любовь и жизнь, мистер. Чтоб вы знали.

— И против секса ничего против не имеет, — подытожил я.

Мария вспыхнула как красная лампа, хотя раньше, насколько помню, её это не смущало. Видимо, примерила эти слова на себя.

— Это… великое чудо, рождение жизни и света… — промямлила она. — Ну и вера позволяет мне сотворить чудо и познать… радость от всего этого. Поэтому я… ну… почему бы и… нет?.. Сделать жизнь — это прекрасно же, и я бы… эм… тоже хотела… дать жизнь…

Столько смущения, что казалось, будто Мария прожжёт дыру в асфальте.

— Иначе говоря, вы были бы не против секса.

Она красная, с недовольным выражением моськи посмотрела на меня, словно говоря: «Я же уже ответила!».

— Вы очень развратная монашка, Мария, знаете ли об этом? — прищурился я. — Чему вас в храме Света учат?

— Тому, как надо отвечать перевозбудившимся озабоченным юношам, которые насильно целуют бедных дочерей света, — заявила она мне. А через секунду я поцеловал её ещё раз, прижав к себе и не обращая внимания на несильные сопротивления, которые были лишь формальностью. Отпустил, глядя на её красненькое лицо, и подмигнул.

— Вы сегодня удивительно прекрасны, Мария. Меня действительно тянет к вам.

— А вы необычайно дерзки и настойчивы, Томас, — отзывалась она, улыбнувшись.

— Не слышу осуждения.

— Я настолько возмущена, что не передать словами, молодой человек. Могу лишь краснеть от негодования, — выпятила она грудь, причём добрую, хорошо подчёркнутую одеждой. И при этом улыбалась, будто сама просила ещё раз повторить этот трюк.

— Идёмте, возмущённая личность. Позвольте мне загладить перед вами вину, — потянул я её за руку с улыбкой.

— Ведите. Сегодня я во имя Света готова простить вас.

***

— Хера он её засосал… — пробормотал Джек, наблюдая за тем, как его босс прижал к себе девушку и поцеловал. — Он ей там желудок через рот не высосет?

— Не зассал и засосал, — кивнул Воля, сидевший на водительском кресле и наблюдающий эту картину с таким же интересом. — А у Мясника с прошлого раза отросли яйца… — получив взгляд от Джека, он слегка закашлялся. — В смысле… в хорошем смысле… ну, он же, мол, стержень показал свой сейчас. Сразу показал, кто мужчина.

— Чую, кто-то стержень свой ещё раз покажет, но уже вечером, — пробормотал Левак, сидевший на втором ряду. — Трахнет её, как пить дать. Вон как подминает её.

— А она и рада, — хмыкнул Джек. — Не вижу досады на её мордашке.

— Да ладно, все мы заем что каждая баба хочет быть выебана по гланды, — усмехнулся Воля. — Только и ждёт, чтоб какой-нибудь альфа ей засадил.

— Фемки с тобой не согласятся, — заметил Левак.

— Потому что им никто не даёт в здравом уме. Вот и бесятся.

— Может мне тоже пойти и отдаться свету?.. — пробормотал Левак. — И потом хорошенько исповедаться с какой-нибудь монашкой? А то, смотрю, у них под светом сиськи больше растут.