Иван Оченков - Стрелок-3 Митральезы Белого генерала. Часть вторая.

- Бремя белых – нести свет цивилизации, - зевнул в ответ кондуктор.

- А может к черту такую цивилизацию, если ее надо насаждать штыками и картечью? К тому же, помяните мое слово, весь прогресс ограничится становым приставом и кабаком!

- А бордель будет? – заинтересовано спросил Будищев. – Если да, то все нормально.

- Нет, с вами решительно нельзя говорить ни о чем серьезном, - поморщился Слуцкий. – Вы непременно все сведете либо к похабщине, либо к чему похуже.

- А если серьезно, господин штабс-капитан, - грубо прервал его Дмитрий, - то подберите сопли и припомните того джигита, которого ваши «защитники отечества» давеча убили и ограбили. Мы его еще камнями закидали. Да, кабак, да городовой, да чиновник-взяточник. Но вот грабить, убивать и продавать в рабство ваши «патриоты» точно не смогут. По крайней мере, пока снова не станут независимыми.

- О чем вы? – удивился немного сконфуженный офицер, не ожидавший от грубоватого и не слишком хорошо образованного моряка такой отповеди.

Однако не склонный к пустопорожней рефлексии Будищев не стал ему отвечать, а поплотнее запахнулся в свой ватный халат и попытался заснуть.

[1] Анчихрист – антихрист на кубанском диалекте.

[2] Hinterhalt– засада (нем.)

[3] Линнемановские лопаты. – Предшественницы современных малых саперных лопаток.

[4] Полусолдат – Д.Давыдов.

[5] Труп врага всегда хорошо пахнет. – Вольтер «Опыт об обычаях и духе народов»

«Гарнизонная стоянка». Только офицер много лет прослуживший в армии может понимать сколько безнадежной тоски в этой фразе. Приличного общества нет, дам, хотя бы и неприличных, тоже. Все книги зачитаны до дыр, а газеты приходят с таким опозданием, что сведения о криминальных происшествиях во время святочных гуляний становятся известны посреди июльской жары. Что может быть хуже этого? Разве что гарнизонная стоянка в Закаспийском крае. Умножьте все вышеперечисленное на три, и вы получите хоть какое-то представление о жизни в Бами.

Жара. Скука. Из развлечений лишь редкие вечера в офицерском собрании, да рассказы о стычках с воинственными туземцами. Последних, впрочем, тоже приструнили. Так что известия о нападениях на транспорты и отдаленные посты не приходили уже целую неделю.

И вдруг, как гром среди ясного неба, грянуло: - Едет!

- Как? Уже? Слава тебе Господи! – раздавалось со всех сторон, и сонная апатия мгновенно сменилась лихорадочным возбуждением.

- Да кто едет то? - спросит непонятливый, и ответом ему будет гордое имя, - Скобелев!

Да, Белый генерал, наконец-то закончил инспектировать линии снабжения и теперь возвращался к своей заскучавшей в диких песках армии.

Не успели нарочные принести эту весть, как только что сонный русский лагерь превратился в разворошенный палкой муравейник. Все куда-то бежали, всем сразу же нашлось дело. Военные приводили в порядок амуницию, интенданты документацию, маркитанты и те постарались прибраться у своих лавок и спрятать подальше залежалый и некачественный товар.

Не остался в стороне от всеобщего возбуждения и госпиталь. Хотя при докторе Студитском там и без того царили чистота и порядок, но все же у больных поменяли белье, а в кибитках лишний раз прибрались и проветрили. На первый взгляд все выглядело если не идеально, то максимально близко к этому, а стало быть, начальник госпиталя мог облегченно вздохнуть и присесть.

- Добрый день, Владимир Андреевич, - поприветствовал его непонятно откуда взявшийся Будищев.

- Добрый, Дмитрий Николаевич, - устало отозвался врач. – Вы к нам какими судьбами?

- Да вот, зашел моего обормота проведать.

- Кого, простите? Ах, вы, верно, про денщика. Шматов кажется?

- Да-да, про него родимого. Как он?

- Как сказать. Раны все еще не хороши, но уже заживают.

- Да разве же это раны? Так царапины.

- Если бы сразу обработали, были бы царапины. Удивляюсь вам, Будищев. Вы вроде бы человек не глупый и нельзя сказать, чтобы безграмотный. Неужели у вас не нашлось никакого антисептика?

- Нашлось, - пожал плечами кондуктор. – Спирт.

- И что же вам помешало?

- Ничего не помешало. Взял и вылакал, подлец.

- Выпил, что ли?

- Ага. Решил изнутри обработать.

- Понятно. Что тут скажешь, бывает. Ладно, парень он у вас, слава богу, здоровый, крепкий, но на будущее заведите что-то более действенное и менее пригодное к употреблению внутрь. Да хоть настойку йода!

- Вы полагаете, если бы он выпил йод, было бы лучше? – ухмыльнулся Дмитрий.

- А что мог?

- Да как два пальца… об песок.

- Однако! Ну что же поделаешь в таком случае. Будем лечить, тем более что мадемуазель Штиглиц окружила вашего денщика такой заботой, что лучшего и желать нельзя.

- Вот как?

- Говоря по чести, я поначалу и сам удивился. Но потом Люсия Александровна поведала мне о его поведении во время крушения поезда и прочих обстоятельствах, так что…

- Ладно, доктор, если вы не против, я проведаю этого засранца, да побегу дальше. Дел невпроворот.

- Вы поэтому такой нарядный? – иронически изогнул бровь Студитский.

- Что, нравится? – улыбнулся в ответ Будищев, одетый, против обыкновения, в тщательно вычищенный мундир и сапоги, а чехол на кепи просто пугал своей первозданной белизной.

- Очень! Если бы мы не ожидали приезда Михаила Дмитриевича, я бы подумал, что вы собрались свататься к одной из моих подопечных.

- Божесбавь! – засмеялся в ответ Дмитрий и пошел к знакомой кибитке.

Внутри импровизированной больничной палаты было чисто и по утреннему времени почти прохладно. Немного похудевший Шматов лежал на деревянной кровати, накрытый вместо одеяла простыней. Завидев товарища, он широко распахнул глаза, и сделал попытку приподняться, но тот его остановил.

- Ну как ты?

- Живой покуда, - с постным видом отозвался Федор.

- И кто тебе виноват?

- Простите, Митрий Николаевич. Видать, наказал меня бог за грехи. Верите ли, спасу нет, как захотелось этого самого, как его… антистрессу, вот.

- Тьфу, блин! Тебе что, кто-то запрещал? Промыл бы раны, а после того лакай во все три горла пока обратно не польется…

- Не ругайтесь. Я может, вот-вот богу душу отдам…

- Это вряд ли, - покачал головой Будищев. – Доктор сказал, что ногу тебе оттяпает и тогда будешь жить… наверное.

- Как это, ногу оттяпает? – выпучил глаза Шматов.

- По самые яйца, - охотно пояснил кондуктор, - а может и вместе с ними. Потому как таким бестолковым лучше не плодиться!

- Да как же это! – резко понялся на кровати Шматов. – Я не согласный без ноги, а особливо без этого… я лучше сбегу!

- Гляди-ка, ожил!

- Чего?!

- Ничего-ничего, лежи. Скоро за тобой придут.

- Шуткуешь? - сообразил, наконец, Шматов от волнения переставший выкать. – Вот злой ты человек, Граф!