Андрей Булычев - Ваше Благородие

– Пусть кучера будут вашими людьми. Но в каждую из закрытых карет можно будет поместить по пять человек из моих егерей. Остальных стрелков-штуцерников я думаю тайно разместить на некотором отдалении, взяв саму площадку для встречи и дорогу к ней на прицел. Шагов за двести-триста от того места они смогут смело замаскироваться, нужно будет только пораньше их туда отправить. Расстояние от места встречи до Коктебеля составляет версты три-четыре, в нём самом нужно будет выставить наш конный эскадрон. Он и должен прийти к нам на помощь пока мы будем там держать оборону, если, конечно, до этого вообще дойдёт дело.

– Мы сможем найти хороших кавалеристов для такого дела?

– Хоть целый полк, – кивнул, соглашаясь с общим планом барон. – Действуйте, как и запланировали, Егоров. Через четыре часа все мы должны быть на месте!

Команда егерей была поднята по тревоге. Через десять минут все они стояли в общем строю перед своим командиром. Посвящение в план заняло времени немного. И совсем скоро два десятка егерей, топая своими укороченными сапожками по каменистой дорожке, унеслись в западном направлении. А оставшийся десяток начал готовиться к погрузке в закрытые кареты.

Из старичков были взяты Тимофей, Макарыч, Петар, Никитич и Ваня Кнопка, все остальные были из молодых и проворных стрелков-фузейщиков. Лёшке и самому пришлось взять гладкоствольное ружьё. Если случится бой, то он на самой площадке будет вестись накоротке, и тут уже главное не дальняя дистанция выстрела, а боевая скорострельность оружия.

– Перезарядите оружие, всё проверьте по десять раз, – напутствовал своих Алексей. – Чтобы у каждого по два пистоля при себе было, по две гренады и по сабле из тех, что досталось нам трофеем от беслы.

Наконец, прибыли и сами кареты, а с ними верхами подскакал с десяток гусар.

– Поручик Ильинский! – представился командир гусар с озорными глазами, – Сумской полк, вас, что ли, тут охранять нужно, прапорщик?

– Мы и сами себя охранять сможем. Тех, кто в каретах будет сидеть, нужно сберечь, – буркнул Лёшка, изучая конструкции фельдъегерских карет.

Были они достаточно громоздкими, но объёмными, и пятёрку в них спрятать вполне было можно.

– Разбились по пятёркам, Макарыч, ты в той, я в этой буду старший. Загружаемся, выгружаемся, загружаемся, выгружаемся, чтобы по десять раз всё повторили – потребовал от своих Егоров. – А с шестого раза по-быстрому это делаем, потом рассыпаемся вокруг и ведём понарошку огонь. Всё, братцы, начали!

Для сумских гусар наступила потеха наблюдать, как эти странные егеря со смешными волчьими хвостами на своих коротких чёрно-зелёных картузах скачут туда-сюда из больших карет.

– Чудачат зелёные! – смеялись бравые и лихие кавалеристы, подкручивая свои усы.

Наконец-то всё стало получаться, и Лёшка дал передышку команде.

Из штаба, занимавшего самый большой дом в Кафе, вышли несколько штаб-офицеров во главе с каким-то незнакомым генералом. От их группы отделился барон фон Оффенберг с уже знакомым человеком из штатских, и они проследовали к каретам.

Распахнулась боковая дверь и под охраной десятка солдат с примкнутыми к фузеям штыками из полуподвального помещения штаба армии вышли несколько дюжих фельдъегерей. Они с натугой несли небольшие чёрные кожаные мешки, опечатанные коричневым сургучом. Лёшка взглянул на одну из пломб и прочёл: «Санкт-Петербург, казначейство», и изображение двуглавого орла с расправленными крыльями.

«Вот вам и ценности», – подумал Егоров. Золото и очень-очень много золота было сейчас под их охраной. Наконец-то все влезли в кареты и небольшой обоз в сопровождении десятка верховых выехал на пыльную просёлочную дорогу, а потом покатил в сторону Коктебеля.

Дорога заняла минут сорок. За это время в тесной духоте и в тряске все порядком вымотались, а когда кареты остановились, и послышался голос на русском с таким характерным горловым акцентом, всем стало понятно, что они прибыли на нужное место.

– Не высовывайтесь, сидите тихо, – напомнил барон и вышел из кареты.

Из второй одновременно с ним вышел человек в штатском, и они вдвоём с Генрихом подошли к группе всадников, стоящих впереди. Десяток сумских гусар стоял чуть в отдалении, так же как и десяток верховых воинов из охраны татар. Всё это, так же как и окружающую панораму местности, Лёшка сейчас отчётливо разглядывал в боковые отверстия. С одной стороны от площадки был глубокий обрыв в ущелье, и оттуда сейчас веяло прохладой. С другой стороны, в зарослях кустов и деревьев был виден каменистый склон и стояли развалины какой-то древней крепости, и именно там должны были засесть егеря-штуцерники, если они только успели занять своё место.

Дорога тут огибала холм, уходя одной восточной петлёй к Коктебелю, а другой западной в сторону горного массива Кара-Даг и уже дальше шла к Судаку. Тут же была довольно большая ровная площадка шагов в пятьдесят-семьдесят в поперечнике, и именно посредине её сейчас и шли важные переговоры.

Солнце нестерпимо пекло чёрную кожу карет. Прошло всего-то каких-то десять минут, но они всем в этой тесной духоте показались часами. Вдруг верховые, стоявшие с западной стороны, встрепенулись и, выхватывая сабли, развернулись в сторону Кара-Дагской гряды. На них с улюлюканьем и с визгом выкатилось с полсотни всадников в таких же, как и они одеждах.

– Отряд, к бою! – рявкнул Лёшка и первый выскочил из кареты.

Дальше время словно спрессовалось в тугую струну. В их сторону с середины площадки выбежали двое русских и трое татарских переговорщиков. Сидящие на облучках кучера фельдъегерей попытались развернуть свои кареты, но они лишь запутались упряжью между собой.

– Гусары, вперёд! – прокричал поручик и мимо выстраиваемой цепи в сторону схватки пронёсся небольшой русский отряд. У западного выхода на площадку сейчас шла ожесточённая сеча. Стрелять егеря не могли, там мелькали тела русских кавалеристов и татар, и кто из них был «потенциальным союзником», а кто врагом, было вообще непонятно.

– Примкнуть штыки! – отдал распоряжение Егоров и сам пристегнул свой на фузею. – На колено, товьсь!

Было видно, что ворвавшиеся на площадку татары выбивают её конных защитников. И один за другим падают на землю срубленные русские гусары. Вот в последний раз взмахнул своей саблей поручик и тоже вылетел с седла.

– Алгаа! (Вперёд!) – завопил всадник в чёрной меховой шапке, размахивая окровавленной саблей.

«Пли!» – и одиннадцать фузей залпом выбили первых конников.

«Бабах!» – раздались выстрелы с недалёкого горного склона и от развалин крепости, и ещё более десятка атакующих выпали со своих коней. Затаившиеся в кустах егеря наконец-то смогли определить свою цель, и татары теперь оказались меж перекрёстного огня.