Александр Башибузук - Док и его кот

Форт русское правительство продало американцам в тысяча восемьсот сороковом году — это я точно знаю, был там на экскурсии во время стажировки в Америке. Судя по словам Питера, ему было шестьдесят лет, значит он ушёл из фактории в четырнадцать. И здесь всё сходится. Люди на фронтире очень рано взрослеют. В четырнадцать — ты уже взрослый и спрашивают с тебя как со взрослого.

Но настоящая фамилия траппера так и осталась неизвестной. Джексон знал его только как Росса, а в личных вещах Питера не нашлось никаких подсказок. Из всех доказательств его русского происхождения только мои догадки, оловянный православный крестик на шее, да завёрнутая в тряпицу, почерневшая от времени палисандровая иконка Николая Чудотворца. А ещё серебряная стопочка со стёртой, уже практически нечитаемой надписью на старославянском языке.

Немудрёный скарб траппера, его винтовку системы Балларда, старенький капсульный револьвер Ремингтон, нож, томагавк и эту стопочку, я положил с ним в могилу. Себе на память не оставил ничего. Нет нужды, этого человека я и без памяток буду помнить до самой своей смерти.

Почему?

Да потому, что встреча с Питером Россом, странным образом перевернула всю мою жизнь, фактически сделала из меня совершенно другого человека.

Нет, я не стал любить людей, даже наоборот, стал к ним относиться еще более настороженней.

Дело в том, что всю свою жизнь, я невольно оправдывался перед людьми за свою внешность. Нет, я не такой, я хороший, не надо думать обо мне плохо, лицо и глаза не соответствуют внутреннему наполнению. Стискивал зубы и терпел, когда за спиной говорили: Беня прикидывается, он, сука, просто прикидывается, потому что с такой рожей и зенками, человек априори не может быть хорошим.

Что, в том числе, и послужило причиной моей мизантропии. Я стал ненавидеть людей, отчаявшись доказывать, что я не тот, кого во мне видят.

А теперь, необходимость оправдываться исчезла. Зачем? Нет смысла, потому что я стал настоящим, стал самим собой. Убийца? Как вам угодно, мистер. Плевать! К тому же, у меня начала закрадываться мысль, что рожу и глаза выдали несколько авансом, то есть, на самом деле я и есть тот, за кого меня принимают. И уже, сам того не хотя, начал наверстывать упущенное. Семь отправленных на тот свет человек за неделю — отличный результат. Или девять? Десять? Увы, в горячке боя я не считал трупы. Да какая разница, одним больше, одним меньше. Всё равно тенденция просматривается очень отчётливо.

— До скорого свиданья, дядь Петя. И спасибо… — я встал, поправил крест на могилке и пошёл к лагерю. Мусичка не пожелал мочить свои лапки в росе и поехал на мне пассажиром.

Зашумели кроны деревьев, в острый свежий запах леса, вдруг вплёлся сладковатый смрад падали. Резкий гортанный вопль заставил притихнуть щебетавших в кустах птичек.

— Кра-а-р-р!!! — иссиня-чёрная ворона вырвала бурый шматок из пустой глазницы обглоданного черепа, судорожно сглотнула его и снова разорвала тишину мерзким зловещим криком: — Кра-а-а-а!!!

Я прошёл мимо, даже не посмотрев на почерневший труп Джонни Хадсона, мерно покачивающийся на сухой кривой сосне.

Его я не стал убивать, просто методично переломал все кости, а потом ещё живым отдал поселенцам, которые после короткого и простого суда повесили ублюдка.

Всё случилось как в тумане, в тот момент, я не вполне осознавал себя. Но при этом, точно знаю, что не испытывал никакого удовольствия при хрусте костей ублюдка и не старался никому ничего доказать. Просто хотел, чтобы он перед смертью понял, что суд человеческий гораздо страшнее, чем закон, вот и всё. Поэтому, после того, как всё закончилось, не стал задавать себе лишних вопросов. Сделал — значит посчитал нужным. И это, чёрт побери, прекрасно! Цивилизация отобрала у нас очень важную возможность — поступать сообразно своим желаниям, по своей совести, отобрала возможность быть самим собой. Но здесь, к счастью, у меня никто и ничего не может отобрать.

Спустившись с пригорка, я прошёл возле ряда могил; маленького кладбища появившегося у нашего лагеря после той ночи. Сиу убили двадцать девять переселенцев, каждая семья кого-то потеряла. Но размен произошёл почти ровный — мы забрали жизни двадцати шести индейцев. Не все они умерли сразу, но к тому времени, как я решил озаботиться этим вопросом, раненых уже добили.

Но трупы не выбросили в лес на съедение диким зверям, а похоронили в братской могиле. Грубые, можно даже сказать дикие и дремучие переселенцы, строго придерживались своего кодекса правил. И при этом оказались кристально честными людьми. Но об этом позже.

Я подошёл к одному из фургонов и откинул полог.

— Как вы себя чувствуете?

— Наверное, выживу, док… — лежащий на соломе бородатый худой мужчина с забинтованным плечом и рукой виновато улыбнулся.

— Куда ты денешься! А кто работать будет?! — притворно грозно гаркнула Молли Браун, стоявшая рядом с повозкой. — Только попробуй сдохнуть, я тебя так взгрею, мало не покажется. Док… — женщина притронулась к моему предплечью. — Всё будет хорошо, док Вайт, я позабочусь о этом старом лентяе…

Я молча кивнул и пошёл к другим фургонам с ранеными.

Позади раздался горячий истовый шепот:

— Храни вас Господь, Док…

Док… теперь меня все называют Доком Вайтом или просто мистер Док. А ещё, за глаза, Человеком с котом, без упоминания имени и фамилии.

Не знаю, стал я настоящим доктором или не стал, но сомневаться в своих врачебных умениях перестал. В чём может сомневаться человек, который с помощью пары разделочных ножей, лучковой пилы, плотницкой стамески, скорняжной иглы с дратвой, а также нескольких щипчиков, пинцетов и ножничек из женского набора для ухода за руками, успешно провёл две ампутации и полостную операцию? А также извлёк кучу наконечников стрел и пуль из различных частей человеческого тела. Потеряв при этом всего одного пациента.

Думаю, уже ни в чём.

Просто выбросил из башки все дурные мысли и делал своё дело. Какая нахрен анестезия? Хорошо зафиксированный пациент в наркозе не нуждается. На всю жизнь остался хромым? Рожа стала похожа на куриную жопу из-за швов? Дело житейское, зато живой!

Не спорю, для оперированных всё ещё может закончиться плохо, для некоторых почти наверняка закончиться скверно, но пока все живы. Хотя, насчет наркоза я слегка соврал — у девочек мисс Морган нашлась бутыль лауданума [2] Лауданум (лат. Laudanum) — опиумная настойка на спирту. В более широком смысле — лекарство, в состав которого входит опиум. Был особенно популярен у женщин в викторианскую эпоху как универсальное лекарственное, успокоительное и снотворное средство. , а у одного из поселенцев — отличная плотницкая киянка [3] Киянка — столярный молоток из дерева твёрдых пород или резины. . Ими и обошёлся.