Александр Михайловский - Война за Проливы. Решающий удар [СИ litres]

– Те, кто хотел услышать эти слова – услышали и остались дома, – вместо господина Османова ответил Николай Бесоев, – остальные боятся русского подданства как огня, и потому бегут от нас прочь. Еще недавно эти люди слыли в турецком обществе привилегированным слоем и свысока поглядывали на тех, кого считали неверными. А иногда – в те моменты, когда бывший султан желал организовать массовые погромы христианского населения – не только поглядывали. Здесь, в Проливах, их жертвами становились греки и отчасти болгары, а на черноморском побережье – греки и армяне. Резать безоружных и бесправных эти люди умеют, а вот отвечать за содеянное не желают. Попасть под власть русских законов им кажется страшнее смерти – ведь те не только уничтожат мнимое турецкое превосходство, но и будут карать за ранее совершенные преступления. Убийства и погромы на национальной и религиозной почве сроков давности не имеют и караются крайне жестко.

– Да, это так, – подтвердил господин Османов, – последние массовые погромы, случившиеся во время греко-турецкой войны, были всего десять лет назад, и эта кровь еще не остыла. Многие из нынешних беглецов – подавляющее большинство – являются участниками тех событий; их руки по локоть в христианской крови, а многие до недавнего момента жили в домах убитых ими людей. Поэтому на заставе перед мостом, помимо всего прочего, у каждой женщины спрашивают, не стала ли она жертвой насилия и принуждения, а также желает ли последовать за своим мужем или предпочтет получить развод и вместе с детьми отдаться на милость русского царя.

– Развод? – переспросил я. – Но как такое возможно, да еще сразу, прямо на заставе? Ведь это весьма длительная и непростая процедура…

– В исламе это проще, – покачал головой господин Османов, – произнес мужчина жене при свидетелях три раза слово «талак» – и развод совершен. А если упрямец не захочет освободить женщину, желающую от него уйти, то наши солдаты просто заколют его своими штыками, превратив всех его жен во вдов. Но такой эксцесс случается крайне редко, поскольку эти люди прекрасно понимают, что для них означает блеск обнаженной стали.

Тут мадам Натали подала голос:

– То, что было соединено силой, силой может быть и расторгнуто. Несчастные женщины вместе со своими детьми найдут у нас убежище и возможность начать новую жизнь, а принудившие их к браку самцы сгинут в безвестности на азиатском берегу…

– Аминь! – сказал Николай Бесоев и пояснил в ответ на мой недоуменный взгляд: – пока я тут буду помогать Мехмеду Ибрагимовичу в тех делах, где христианин по исповеданию предпочтительнее магометанина, моя супруга, по просьбе государя-императора, в статусе специального исполнительного агента как раз и будет курировать эти лагеря для перемещенных женщин. Вот такое уж у нас с ней семейство.

– Ни один человек у нас не должен пропасть или почувствовать себя брошенным, – сказал господин Османов, – но в то же время упаси меня Всевышний вникать в женские дела. Местный народ не поймет, да еще и осудит. А вот Наталье Вадимовне это занятие как раз по чину. Будь у меня законная супруга, я бы ее тоже погнал на этот общественный фронт, но за четыре года, в отличие от прочих присутствующих, как-то не сподобился жениться. Стар я уже для таких фокусов…

– Господь с вами, Мехмед Ибрагимович! – засмеялась мадам Натали, – да какой же вы старик!? Совсем наоборот: вы у нас мужчина в самом расцвете лет! Хотите, я из нашего контингента подберу вам невесту – красавицу, мусульманку, добрую и работящую, которая, как и предписано хорошей жене, будет любить вас больше собственной души? А если захотите, то могу подобрать даже не одну, а сразу четырех, как положено настоящему повелителю правоверных. Вон, у бывшего свежеиспеченного султана имеется дочь от первой жены во вполне брачном возрасте…

– Натали! – с нажимом произнес Николай Бесоев, – будь добра, не смущай Мехмета Ибрагимовича. Есть вещи, о которых не принято говорить вслух, особенно при посторонних.

– Да ладно тебе, Николя… – покраснев, ответила господину Бесоеву, его супруга, – я же пошутила! Вы уж, Мехмед Ибрагимович, простите глупую бабу, если я вас чем обидела…

Господин Османов в ответ только отмахнулся: мол, полноте вам извиняться, Наталья Вадимовна, пустое все это, – а Вячеслав Николаевич строго сказал:

– В каждой шутке всегда есть доля шутки, хотя и говорить таких вещах действительно лучше за закрытыми дверями. А теперь, друг мой Джорджи, скажи: какие выводы как будущий король, ты извлек из этого, с позволения сказать, зрелища?

Я немного подумал и ответил:

– Мне кажется, что главное здесь вот что: даже самое благое дело, как освобождение этой земли от пятивекового турецкого гнета, не обходится без негативных последствий, которые необходимо умерять всеми силами. Быть может, эти люди бегут даже не от русской власти, а из-за страха перед тем, что их прежде угнетаемые и унижаемые соседи теперь распрямятся и примутся наводить справедливость по примитивному варварскому принципу «око за око, зуб за зуб». Думаю, что ваш император поступил весьма умно, когда позволил уйти всем, кто пожелает. Таким образом он избавил себя от источника будущих смут и необходимости расследовать множество прошлых преступлений. Среди этих беглецов, возможно, и есть люди, непричастные ни к чему плохому – и они уходят из своих домов только потому, что поддались стадному инстинкту, – но я не думаю, что о них стоит жалеть, ведь они сами выбрали свою судьбу. Глядя на то, как тут все организовано, могу сказать, что едва ли я мог бы сделать лучше…

Вячеслав Николаевич внимательно глянул на меня и сказал:

– Сегодня утром от твоего отца пришла телеграмма, что отныне ты не просто наследный принц, а еще и законный заместитель сербского короля на конференции Континентального Альянса в Лондоне. Теперь, пройдя определенную школу, ты полностью готов к этой роли и к кое-чему еще. Имей в виду: сразу после завершения всех этих дипломатических скачек твой отец намеревается подать в отставку, чтобы еще при жизни возложить на твои плечи всю тяжесть ответственности за существенно увеличивающуюся страну. Так что еще немного, раз-два – и детство кончилось, ты король сербский…

Это заявление буквально привело меня в оторопь. Неужели все случится так скоро? А ведь я рассчитывал еще на пять-десять лет относительно привольной жизни, когда мой отец будет править, а я, не особо спеша, буду набираться опыта… И вот выясняется, что врываться на бал мне придется прямо с корабля, причем с шашкой наголо. А ведь у нас в Сербии, даже если не хватать чуждые нам земли, национальных проблем ничуть не меньше, чем тут, в Приливах, и заниматься ими придется как раз мне. Прав Вячеслав Николаевич, неустанно повторяя, что будущий король должен учиться, учиться и еще раз учиться. И то, что мы наблюдаем – тоже наглядный пример крайнего варианта решения национальных проблем.