Александр Михайловский - Война за Проливы. Решающий удар [СИ litres]

Зато чрезвычайно бурную деятельность развил назначенный главнокомандующим всей турецкой армии принц Мехмед Абдулкадир (титул «сераскир» при этом не упоминался). Ранее этот второй сын султана Абдул-Гамида командовал только конным гвардейским полком, предназначенным по большей части для парадов и торжественного сопровождения султана во время выездов. Мехмед Реза-паша, не обладая большими стратегическими талантами, все же помнил прошлую войну – и был осторожен как один раз подстреленный, но выживший тигр. Его преемник на это посту, напротив, был молод, горяч, и считал, что все предыдущие сражения были проиграны по причине старческой осторожности и умственной ограниченности прежнего командующего, который к тому же не получил блестящего европейского образования. Не представляя себе всю полноту складывающейся обстановки, он решил, что если действовать агрессивно и решительным натиском отбросить русские войска от стен Стамбула, то вопрос с перемирием и началом дипломатических переговоров решится сам собой…

Поэтому войскам, все еще обороняющимся на Чаталжинской линии по единственной оставшейся под контролем турок дороге, был отправлен приказ перейти к непрерывным атакам на русские войска, а части, которые предыдущее командование согнало в Стамбул для его долговременной обороны, стали готовиться нанести решающие контрудары – одновременно в северном и западном направлении. И это при том, что до решения вопроса с Чаталжинской группировкой передовые части русских войск, поддержанные дальнобойной армейской артиллерией и орудиями главного калибра с «Измаилов», временно закрепились на удобном для обороны рубеже речки Сазли в двенадцати километрах от окраины Стамбула, а также на дамбе, отделяющей озеро Кючукчекмерже от Мраморного моря. Атаковать их на этих позициях для турецкой армии будет форменным самоубийством. Такие атаки окажутся выгодными не турецкому, а русскому командованию, желающему снизить потери своих войск при штурме хоть и не особо крупного, но по-средневековому хаотично застроенного города [30] До самого падения Османской империи Стамбул оставался фактически в тех же границах, что и во времена Византийской Империи, его рост начался уже при Ататюрке и особенно бурно протекал после Второй Мировой войны. .

18 сентября 1908 года, вечер. Константинополь (бывший Стамбул), дворец Чираган.

Генерал-полковник Вячеслав Николаевич Бережной.

Всего пять дней понадобилось нам для того, чтобы окончательно решить вопрос Черноморских проливов. И вот – долгожданный миг победы. Османская империя побеждена и низвергнута в прах, турецкий султан, второпях выдвинутый тем, что осталось от младотурецкой партии, сдался в плен, а его брат, наспех назначенный главнокомандующим, взамен ликвидированного нами старого сераскира самым дурацким образом погиб в бою. Неплохой, однако, был человек: играл на скрипке, любил, наверное, на данный момент свою единственную жену, но попался на нашем пути – и в результате остался без головы.

А нечего было лично возглавлять кавалерийскую контратаку против одной из кавдивизий конной армии Брусилова, участвовавшей в охвате Стамбула по периметру. На ежегодных больших маневрах у нас много чего отрабатывалось, в том числе и фокусы в стиле «батька Махно». Представляю себе удивление и даже оторопь турецких гвардейских кавалеристов, когда прямо перед их носом, не принимая общей рубки, казачки разошлись в стороны двумя волнами, а прямо перед мордами турецких коней вдруг обнаружилось три десятка подрессоренных тачанок, с которых на осман подслеповато смотрели тупые рыла пулеметов «максим». На этой войне пулеметы считаются новьём, причем пригодным только для обороны на стационарных рубежах (как это делали германцы) – и тут такой неприятный сюрприз. Кавалерийская лава в атаке набирает большую инерцию, а если тачанки стоят колесу к колесу, тридцать пулеметов на средних и коротких дистанциях обладают страшным убойным воздействием по вражеской пехоте и кавалерии. Слитным огнем загрохотали пулеметы, пронзительно заржали, падая на землю, кони и завопили беспощадно убиваемые турецкие кавалеристы, громоздящиеся друг на друга сплошным валом конских и человеческих тел… Когда в русских пулеметах закончились первые ленты, то открылась страшная картина тотального смертоубийства. И только отдельные кавалеристы, которых от свинцового дождя прикрыли тела передних, развернув коней, отчаянно нахлестывают их плетьми, лишь бы поскорее удалиться от этого поля смерти. И даже казаки не бросились дорубать эти жалкие ошметки. А в это время где-то там, под грудами шевелящихся тел, испускал дух брат новоявленного султана.

После этой бойни в турках что-то хрустнуло – и их войска, за два дня понесшие значительные потери в отчаянных атаках на перешедшие к обороне русские и болгарские части, начали беспорядочный отход в черту города. Все, что осталось от этой безумной авантюры – это тысячи тел в синих мундирах и разбросанные повсюду красные фески. И тут на славу поработали пулеметы, выдвинутые в стрелковые цепи, а также батареи, что вели беглый огонь шрапнельными снарядами. Кое-где турецким аскерам и вовсе не повезло, потому что там их мешали с землей десятидюймовки «Измаилов». Там сцены такие, что детям и беременным женщинам их лучше не показывать. А может, дело было не в смерти нового главнокомандующего, а в том, что десант на азиатском берегу в полной оперативной пустоте начал выполнять свою задачу, ударами с тыла захватывая одну за другой береговые батареи на азиатском берегу пролива.

Возникает впечатление, что турецким начальникам при султане Абдул-Гамиде вовсе не приходил в голову сценарий с высадкой русских десантов на Черноморском берегу по обе стороны горла пролива. Предполагаю, что замыслы турецкого командования были таковы, что русский Черноморский флот всей массой, вместе с гружеными десантом пароходами, вломится в Босфор, чтобы с пистолетной дистанции около километра подвергнуться расстрелу с обоих берегов пролива. Никаких мер для обороны со стороны суши на батареях предпринято не было. Говорят, лет десять назад, аккурат после греко-турецкой войны, взбодрившей Абдул-Гамида, тут побывала большая комиссия из европейских фортификаторов, искавших способ понадежнее запечатать Босфор от русского вторжения. Но предложенные меры показались султану дороговатыми, и потому все ограничилось косметическим ремонтом земляных укреплений. На Чаталже произвели хоть какие-то работы, усиливающие устойчивость этого рубежа против лобовых атак пехоты, – а тут решили, что сойдет и так…

После того как турок оттеснили до полпути к Стамбулу и ниже по Босфору прошли русские броненосцы, которым вменялось поддерживать штурм города, в восьми километрах от горла Босфора, у самого селения Сарыер, наши саперы навели через пролив километровый понтонный мост. Это по нему на азиатский берег широким потоком пошли пехота и кавалерия, предназначенные для полного захвата азиатского берега и расположенного на нем пригорода Ускюдар (Скутари). Эта операция поставила турецкие войска, обороняющие османскую столицу, в безвыходное положение. С этого момента урусы, то есть мы, окружили их со всех сторон, и турки не могли ни получить снабжение, ни сбежать из города, насквозь простреливаемого корабельной артиллерией. В эту же мышеловку попал и новый султан, который то ли замешкался, то ли не предполагал, что все может так обернуться.