Руслан Агишев - Диверсант Петра Великого [litres]

– Не-е-ет, надо с этим заканчивать. Придется, по ходу, по одному набирать в морпехи, – разочарованно пробормотал я. – Жаль.

Я уже приготовился свистнуть, как меня отвлек странный шум за моей спиной. Со стороны города кто-то несся в нашу сторону, издавая громкие вопли. Показалось, даже шум игры стал на пару тоном тише.

– А-а-а! Православные! Ратуйте! С кремля войско сбирается! С царем! – орущий мужичок со всего маху влетел в толпу, сбив кого-то с ног. – Людишки тама говорят, что черный люд бунтовать удумал. Мол, припасы и огненное зелье сбирают.

Гонца подняли с земли и потащили ко мне. Он же не переставал кричать, вертя головой.

– Цельное войско сбирается. Сам немец Гордон наказ от царя получил, никакой жалости не имать и всех бунтовщиков из пушек и фузей расстреливать. Кто же покорность иметь будет, того немедля заковать в кандалы и отправить в Сибирь.

Моя челюсть самым натуральным образом упала от этой совершенно дикой белиберды, в которую просто невозможно было поверить. Однако удивительным было то, что все вокруг в нее верили. Ненависть, страх и паника читались в глазах. Кто-то уже ломанулся из толпы к пристани, где были привязаны лодки. Другие тянули из-за пазух ножи и кистени.

– Вот вам крест, вот вам крест, нет лжи в моих речах. Самолично видел, как по улице бежал капитан Преображенского полка в одних портках. Тревогу объявили. Всех сбирать в Гостином дворе будут. Потом уж и к нам пожалуют.

Мои и те, кто стояли ближе, тут же вопросительно уставились на меня. Следом на мне скрестились взгляды и остальных. «Мать моя женщина… Что вообще происходит в этом сумасшедшем доме? Кто-нибудь может мне ответить на этот вопрос? У Петра крыша, что ли, поехала?» Я растерянно смотрел на бурлящую толпу, из которой то и дело раздавались самые разные вопли: бежать, прятаться, поджечь город и пристань, сражаться и вешать богатеев.

«Неужели Петя и его остальные приняли нашу сходку за начало бунта?» От этой мысли у меня холодок побежал по спине. Несмотря на всю фантастичность этого предположения, дело обстояло именно таким образом…

Едва люди с городского дна начали стекаться к причалу, по городу поползли разные слухи о волнениях среди работных людей. Ближе к рассвету, когда на пристани уже толпилось четыре-пять сотен людей, тональность слухов начала кардинально меняться. Заговорили уже не о простых волнениях, а о полноценном бунте. Какие-то люди на улицах в полный голос кричали о разграбленных военных складах, украденном порохе, пострелянных солдатах, перешедших на сторону бунтовщиков десятке офицеров во главе с целым полковником. С каждым новым часом слухи обрастали все более и более фантастическими подробностями. В полдень разговоры уже пошли о том, что бунтовщики отправили гонцов с изменническими грамотками к шведскому королю Карлосу. Мол, в этих грамотках они просили Карлоса взять Архангельск под свою руку.

Эта мешанина из самых разных слухов, волной распространявшихся в городе, подпитывалась полным незнанием реальной ситуации и отсутствием какой-либо реакции со стороны официальной власти. Царь Петр в этот самый момент изволил крепко почивать, еще толком не протрезвев после очередной ночной гулянки со своими офицерами. В невменяемом состоянии были и его ближайшие сподвижники. Единственный среди них не пивший Лефорт лежал с коликами в животе, не в силах двинуть ни рукой ни ногой. Ему сейчас вообще было ни до чего.

Когда же слухи дошли до богатой части города и к Гостиному двору потянулись набитые скарбом экипажи, зашевелились городские власти. Делегация из бургомистра и его подчиненных начала ломиться в дверь бальной залы, где спал царь Петр. С горем пополам, используя помощь слуг и камердинеров, им удалось достучаться до юного царя… и вывалить на его опухшую с похмелья голову всю массу непроверенных слухов и страхов. Один только бог знает, какие демоны в этот момент завертелись внутри Петра, с дикой ненавистью воспринимавшего даже малейший намек на протест. Он пинками поднял своих офицеров. Приказал трубить тревогу по армии и ставить в ружье всех, кого только можно…

Знать обо всем этом наверняка я, конечно, не мог. Однако догадывался, что, скорее всего, события будут происходить именно так. Собственно, несложно было предугадать и действия юного царя. Со времен стрелецкого мятежа Петр с особой, прямо животной жестокостью расправлялся с любыми народными выступлениями. По его приказу войска истребляли бунтовщиков, невзирая на пол и возраст. Скорее всего, здесь он поступит точно так же…

– Командир, – обеспокоенно позвал меня боярыч, за спиной которого стояли растерянные люди. – Разумеешь, двинет царь войска? Мы же не бунтуем. Можа, обойдется?

Я печально усмехнулся. К сожалению, вот именно в таких случаях судьба не дает осечек. Обязательно дело будет развиваться по наиболее худшему сценарию. В этот момент, словно в подтверждение моих слов, со стороны города донесся тревожный звук горна. Следом раздался мощный пушечный раскат.

– Вот тебе и обошлось, – буркнул я, закрывая глаза от солнца и пристально всматриваясь в ту сторону. – Давай-ка, парни, держитесь рядом со мной. Боюсь, скоро здесь может быть жарко… Или эти затопчут, или те расстреляют.

Наверху на дороге показались первые всадники, которые тут же замерли. Судя по разноцветным плюмажам и перьям на головных уборах, за нами сейчас наблюдали командиры. Видимо, тоже пытались понять, что происходит.

Завидев военных, толпа у пристани забурлила еще сильнее. От причала уже отчаливали первые лодки, люди на которых гребли со всей силы. Оставшиеся на берегу с яростью штурмовали парочку купеческих кораблей, команда которых не успела отчалить. Основная же масса металась из стороны в сторону, не зная, что делать. «Еще минут десять – пятнадцать, и добрый Петр отдаст приказ смешать здесь все с землей… Попал… Что же делать? Остается, похоже, лишь муравью хвост приделать… Или героически встать к стенке вот этого барака и проорать что-нибудь красивое и героическое. Или запеть, в конце концов, Марсельезу. В фильмах про революцию это смотрелось красиво. Помнится, в детстве я даже плакал. Можно даже гимн Союза пропеть. Думаю, тоже красиво получится. Правда, этого никто не оценит». Я даже криво усмехнулся, представив себе эти картины с расстрелом и песней из будущего. «Интересно, а если запеть „Боже, царя храни…“, лучше будет или нет?» От этой мысли я едва не присел. Это было так безумно, что могло сработать! Что может быть лучше, чем верноподданническое пение сотен и сотен людей на коленях? «Это же бомба! Атомная!»

Резко развернувшись к цыгану, я схватил его за грудки.

– Пали, свистун ты наш разлюбезный, свистни-ка так, как никогда не свистел раньше! Что зенки на меня лупишь? Не спятил я. Надо, Пали! Для дела надо! – в возбуждении говорил я, вновь взбираясь на свою бочку. – Давай, давай!