Руслан Агишев - Диверсант Петра Великого [litres]

Позже, когда все угомонились и уже давно спали, я все никак не мог понять, а почему меня сегодня просто-напросто не прирезали? Они далеко не святые. Крови на руках у каждого столько, что не каждый душегуб похвастаться может. Массой задавили бы меня и придавили, как куренка. После поделили бы добычу или прикопали бы до лучших времен. Почему же все произошло иначе?

Я долго ломал голову над этим. Ворочался с бока на бок. Несколько раз поднимался с постели и выходил на улицу подышать свежим воздухом. После пил холодную, ломящую зубы, воду и вновь ложился, чтобы опять мучиться от щемящего нутро вопроса – «почему?». Лишь глубокой ночью я забылся тяжелым беспокойным сном, в котором бегали какие-то разъяренные люди, размахивали всевозможным оружием и выкрикивали что-то яростное и злобное.

Едва забрезжил рассвет, я вскочил с места и выпучил глаза в сторону первых солнечных лучиков в окне. В моей голове вдруг сам собой сложился ответ на тот вопрос, который так мучил меня на протяжении почти всей ночи.

– Вот же я баран… Ха-ха, – шепча, я медленно натягивал на себя порты. – Похоже, мне просто повезло. Ха-ха-ха. Я угадал, просто угадал. Ткнул, словно пальцем в небо, и попал… Ха-ха-ха.

Я уже не смеялся, а самым натуральным образом ржал, напоминая собой сумасшедшего. Если бы сейчас в избу вошел кто-нибудь из моих людей, думаю, его тоже посетила бы эта мысль.

– Ха-ха-ха. Я, блин, Мессинг! – Я никак не мог успокоиться. – Ведь точно прирезали бы. В подворотне за жалкий медяк голову сворачивают, а тут гора золота…

Похоже, своими словами я затронул в моих людях что-то очень и очень важное для них. Скорее всего, это были не только страх за жизнь их родных и близких, вера в Бога и уважение к царской власти. Думаю, я зацепил не только это, но и нечто другое – некое глубинное понимание мужицкого счастья и справедливости. Это понимание звучит в старых народных песнях, где герой, отринув славу, почет и богатство, идет умирать за родных, друзей, свою веру и страну. Именно такими людьми были и мои диверсы! Им ненавистна сама идея стяжательства, накопительства. Они будут бесшабашно прогуливать все свои медяки, но, когда придет срок, точно с такой же решимостью и удалью пойдут умирать.

С этими мыслями я вошел во двор. Предстояла огромная работа, которая еще вчера, вообще, казалась мне неподъемной. Времени на раскачку не было от слова совсем. До смотра моих морпехов и начала царского похода на Азов оставалось каких-то полтора месяца, а работы было еще непочатый край. Почти ничего не было: ни одежды, ни обуви, ни холодного оружия, ни огнестрельного оружия, ни припасов, ни жилья для солдат. Сами же морпехи еще представляли собой обыкновенное людское стадо, которое было больше похоже на разбойников и бандитов. Однако, получив в свое распоряжение большие средства, я мог все это исправить.

– Сначала пистоли. Их делать дольше всего. А может, просто купить на всю нашу банду? – в раздумье бормотал я и тут же расхохотался: – Ха-ха-ха. Купить?! Что-то я здесь особо не видел магазинов… Значит, будем делать пистоли.

Пистоли, как чрезвычайно убойное для этого времени оружие, занимали в моем плане по созданию специального отряда морских пехотинцев особое место. Эти двадцати-тридцатисантиметровые огнестрельные монстры, выпускавшие метровый сноп пламени и порубленный в крошку свинец, должны были стать неплохим аргументом в абордажном бою.

– Пусть это будут кургузые уродцы со стволом и рукоятью. Главное, чтобы они стреляли. – Я продолжал разговаривать сам с собой, нарезая круги по двору. – Вопрос, успеем ли наделать нужное число пистолей? Если каждому морпеху дать по два пистоля, а лучше по три или даже четыре, то получиться… Блин! Почти четыреста штук!

Долго ли делать один пистоль? Сложно ответить на этот кажущийся простым вопрос. Например, известный мюнхенский мастер Питер Пек делал для императора Священной Римской империи Карла V двуствольный колесцовый пистоль почти год. За этот срок у него получилось удивительное по точности боя и красоте оружие, которое было грех прятать в кожаную кобуру. Около семи месяцев делал свой скорострельный кремневый пистоль флорентийский мастер Микеле Лоренцони, расположивший внутри рукояти хитроумный механизм с пулями и строго отмерянными порциями пороха. Несколько быстрее, примерно три-четыре месяца, делал свой пистоль со сменными зарядными камерами мастер Иоганн Кристоф Питер из Карлсбада, покрывший свое изделие тщательно отполированными накладными пластинами из ореха и гравированных серебряных накладок. Правда, нам все эти драгоценные изыски были ни к чему. Нужна была максимально дешевая конструкция колесцового кремневого пистоля с одним, двумя или с тремя стволами. Это должно было быть оружие для абордажного боя, способного, словно метлой, снести с твоего пути любого противника. Другим его немаловажным отличием должна была стать простота изготовления. Такой пистоль в наших реалиях предстояло делать едва ли не на коленке.

– Надо успеть. Обязательно надо успеть, – бурчал я себе под нос. – Иначе моих морпехов, да и меня заодно, турки схарчат и не подавятся… Ладно, хватит точить лясы. Для начала мне нужны кузнецы. Много – очень много кузнецов. И кажется, я знаю, кто сможет их найти…

Выдав это, я развернулся и решительно двинулся в сторону второй избы, где жили мои диверсы.

– Пали, разбойник, поднимайся! – начал орать я, не доходя до избы. – Для тебя есть работа! Вставай! Потом отоспимся.

Именно цыган, как самый расторопный и находчивый, должен был в самые кратчайшие сроки сюда доставить десятка два-три кузнецов. Не важно, насколько они умелые или талантливые. Главное, чтобы кузнецы смогли по шаблону наштамповать мне детали, из которых я бы потом собрал простейшие колесцовые пистоли.

– Встал, наконец, сонная ты душонка? – ухмыльнулся я, увидев хмурого и сонного Пали. – Посмотри вокруг!

Ничего не понимающий цыган огляделся, но, как и ожидалось, ничего необычного не увидел.

– Ничего не видишь?! Я тоже не вижу! Пали, а здесь должна быть толпа ковалей! Слышишь?! Вот прямо здесь должны стоять два, а лучше три десятка ковалей с молотами и клещами и делать нам пистоли и абордажные топоры. Без этого добра османы нас как цыплят перещелкают.

На лице цыгана, где еще мгновение назад царило недоумение, наконец начали появляться первые признаки понимания.

– Вижу, начинаешь догадываться, в чем дело. Наши морпехи сиры и убоги без хороших пистолей. Для пистолей же нужны кузнецы, – продолжал я, разжевывая стоявшую перед цыганом задачу. – Кумекаешь? Грошей возьмешь столько, сколько нужно, – просыпающийся Пали нерешительно закивал. – Тащи всех, до кого дотянешься. Всех! Убогих, хромых, немых и лысых. Выкупай из холопства, если нужно. Нам нужны кузнецы. Всех тащи. Потянешь?