Владислав Власеч - «Не стояли звери около двери...»

А башни - психоизлучатели из «Островной обители»? «Противобаллистическая защита», ха-ха... Разве не прелесть сам замысел такого дистанционного воздействия на население? Да, пока нет еще в нашем распоряжении таких вот башенок, чтобы за один присест выворачивать наизнанку мозги разных там идеологических выродков. Но есть ведь обычные радио и телевидение, кино и пресса. Разве важно, чем промывать головы человеческому быдлу? Главное - это результат. А он будет одинаков в обоих случаях.

Или вот идея использования «Бойцовых котят» из «Адского парнишки»... Гм, а почему бы и вправду не посылать наших курсантов из военных училищ в Афганистан? Для стажировки в условиях реальных боевых действий. Польза для дела укрепления армии будет несомненная. Молодежь возмужает, поднаберется жизненного опыта.

Так что у этих Строгановых и их учеников можно даже кое-чему подучиться. Кое-что перенять и творчески домыслить, а затем воплотить. С учетом наших советских реалий, конечно.

- ...Приготовьтесь к стрельбе, товарищ полковник, -напомнил о себе инструктор.

Мишени в конце стрелкового зала уже сменились. Ян Генрихович закрыл левый глаз, прицелился и начал стрелять.

Ему показалось, что вспышки выстрелов, которые отражались в боковых зеркальных витражах, чем-то напоминают вспыхивающие звезды.

Вспыхивающие звезды его счастливой судьбы.

...Эх, пожрать бы чего-нибудь!

Нет, все-таки Петрович скотина. «Особый режим содержания, особый режим содержания»... Какой там, к хренам собачим, он особый, если кормят по-прежнему три раза в день? И пайки... Гм, ну, пайки, конечно, все-таки стали чуть больше. Тут кто бы и спорил. Но все как-то пресно. Слишком уж обычно, что ли... Могли бы и расстараться для своего агента, козлы пэгэбэшные. Нет, экзотики, пожалуй, не надо. Зачем, например, омары в винном соусе в тюремной камере? Глупость... Но вот обычную еду из ресторана, салатики там всякие, витаминчики... Вот этого ассортиментика могли бы и подкинуть, сволочи. А так... Двойная порция еды с тюремной кухни. Большое спасибо, дорогой Павел Петрович за вашу заботу о своих новоиспеченных кадрах!

И с выпивкой, кстати, тоже могли бы посодействовать. Коньячок там какой-нибудь... Ну, ладно, пусть импортные - это шик, да еще по нынешним безалкогольным временам. Но хотя бы обычный армянский... Или винца бы бутылочку подкинули... Да любой алкоголь пошел бы за милую душу после почти полугодового воздержания в этом каземате! Так нет же. Зажилили. Экономят. Козлы они и есть козлы. Шкуры! «Особый режим содержания», твою мать!

Нет, но с другой стороны, конечно, лучше все-таки стало. Тут Павел Петрович свое слово сдержал. Вот в одиночную камеру перевели... Гм, хотя когда я об этом попросил, у бедняги Петровича прямо глаза на лоб полезли. Сидит, воззрился на меня немигающим совиным взглядом и похохатывает тихонько. Будто сдвинулся маленько.

- В чем дело? - недовольным тоном осведомился я.

Что приятного в том, когда над тобой смеются? Да и Пал Петрович просто так хихикать не станет. Это я уже успел прочно усвоить за время нашего общения.

- Ах, Николай Львович, рассмешили, - Петрович взмахнул рукой, тряхнул головой. - У нас в тюрьме зэки наоборот в общие камеры просятся. В одиночке сидеть ой как не сладко. И не поговоришь ведь ни с кем...

Ха, не поговоришь... А шесть месяцев подряд видеть перед собой только щекастую перелыгинскую рожу - это как? Слушать его высокоумные рассуждения на политические темы. Ах, этот злодей Лихачев! Ах, этот тоталитарный режим! Свихнуться же можно!

- Ну, да ладно, - Павел Петрович улыбнулся, пожал плечами. - Распоряжусь, вас переселят на оставшееся до начала операции время в камеру-одиночку. Это же, слава Богу, не надолго. Дней через десять вас уже отправят на поселение.

- А куда отправят? - я сразу насторожился. Как-то не хотелось мне оказаться где-нибудь на ледяных ветрах Колымы или в жарких казахстанских степях.

- Не волнуйтесь, - Павел Петрович усмехнулся. -Как я вам и обещал, поедете очень недалеко от Москвы. Владимирская область. Места там - почти курортные. Зона, конечно, но вы будете совершенно на особом положении. Жить и работать вам предстоит в библиотеке войсковой части, которая охраняет заключенных. Режим передвижения у вас будет свободным, но в границах зоны, естественно. Как мы с вами и договаривались, годик подышите свежим воздухом, а там и амнистия подоспеет.

- Амнистия точно будет? - Мне страшно не хотелось оказаться лохом. За чистосердечное признание и все свои заслуги перед следствием трубить потом полный срок - это, знаете ли, не входило в мои планы...

- Будет, будет, - Павел Петрович уверенно закивал. - Какой бы был смысл затевать нашу с вами игру, если бы вы тянули зэковскую лямку на всю катушку? Вы мне уже сейчас нужны, Николай Львович. Ну, в крайнем случае, через годик. Писатель, вернувшийся из зоны... Непримиримый борец с коммунистическим режимом... Ореол мученика и большие тиражи ваших книг на Западе будут обеспечены.

- Ну, книги еще написать нужно, - осторожно напомнил я. - Хотя, конечно, и некоторые прежние мои работы подойдут...

- И прежние работы пойдут в дело, и будущие, - в голосе Павла Петровича сквозила железная уверенность. - В течение ближайшего года вы столько напишите! Куда там Александру Сергеевичу с его Болдинской осенью! Книги, рожденные в советских застенках, тайно вывезенные с риском разоблачения на границе... Разве это не то, что будет воспринято там, на Западе, на «ура»? Пойдет, Николай Львович, пойдет. Даже и не пытайтесь спорить. Можете полностью довериться моему опыту и знанию психологии западных политиков и обывателей! Они будут глотать ваши книги так, как голодные рыбки в пруду глотают жирненьких червячков!

Да, психолог Петрович действительно неплохой... Знаток человеческих душ... Тут перед ним нужно снять шляпу. Меня, например, он перетащил в свои союзники в течение всего лишь одной беседы. Полутора часов обычного разговора наедине с ним хватило, чтобы подающий надежды молодой писатель-диссидент сделался преданным сторонником существующего строя. Более того - глубоко внедренным агентом госбезопасности. Так сказать, тайным столпом коммунистического режима.

Появился Петрович на моем горизонте внезапно. Выпрыгнул откуда-то из недр ПГБ, как чертик из коробочки. В тот день шел обычный, рутинный допрос, к которым я уже за три месяца после ареста успел привыкнуть. Следователь, старший лейтенант госбезопасности Свиридов, из кожи вон лез, чтобы выведать у меня адреса каких-то несуществующих явочных квартир, на которых якобы происходила передача моих рукописей эмиссарам зарубежных подрывных центров. В обмен на толстые пачки советских рублей, естественно. Я ничем товарищу Свиридову помочь не мог, поскольку все эти явочные квартиры существовали только в его богатом, но, увы, больном воображении.