Владислав Власеч - «Не стояли звери около двери...»

Я отпрянул назад. Тело Ипполитова дернулось в предсмертной судороге и мешковато повалилось вперед, на дорожку.

- Черт, не успели! - ругнулся майор Староперцев. -Луганцев, вы в порядке? Вас не задело?

- Живой, как видите. - Я сглотнул застрявший в горле нервный ком, достал из кармана куртки платок и принялся осторожно отирать с лица кровь убийцы.

- Его все равно ждала высшая мера, -меланхолично констатировал Зеленоструков, кивнув в сторону тела на дорожке. - Восемь убийств - это не фунт изюма!

- Восемь убийств? - сдавленным шепотом произнес Строгицкий. Он уже начал приходить в себя.

- Восемь, - подтвердил Староперцев, пряча «Макаров» в наплечную кобуру. - Это как минимум. Может быть, было и больше. В разное время и в разных городах Советского Союза. Убивал талантливых художников кинематографистов, поэтов и писателей.

- Устранял «дестабилизирующие факторы», -пояснил я. - Тех, кто, как считал Ипполитов, вредит советскому общественному строю.

- И никакой он не Ипполитов, - майор фыркнул. -Бывший полковник госбезопасности Евгений Яковлевич Спорыхов. Пятнадцать лет назад, - после смерти генсека Елкина, - массовые репрессии закончились. Пришли времена «оттепели», Свечников начал убирать самых одиозных исполнителей. Спорыхов тоже попал под горячую руку, был понижен в звании до майора. Озлобился, примкнул к «эсэсовцам» - полулегальной общественной организации «Сталинские соколы», которая ставила своей целью возвращение старых порядков в СССР. Но «эсэсовцы», по большей части, работали только языками и строили грандиозные планы реванша на бумаге. А майор ГБ Спорыхов занимался практикой: пачками фабриковал дела на якобы «диссидентов». В его поле зрения оказался молодой писатель Саша Степанков. Спорыхов решил тайно подбросить ему антисоветскую литературу, но был схвачен за руку. Замаячила перспектива ареста и суда. Но Спорыхов сбежал, стал гражданином Ипполитовым по подложным документам. Однако кровавого дела своего не оставил...

- Как же вы на него вышли? - поинтересовался я.

- Скажите спасибо Игнатию Дормидонтовичу, -Зеленоструков кивнул в сторону Староперцева. - Восемь убийств, считая и Степанкова, были совершены из одного и того же пистолета ТТ - это подтвердила баллистическая экспертиза. Товарищ майор запросил списки проживающих в гостиницах из тех городов, в которых произошли эти преступления. В двух случаях обнаружилась фамилия Ипполитова.

- Лейтенант тоже внес свою лепту в расследование, - майор ладонью похлопал Зеленострукова по плечу. - Додумался снять запись с видеокамер охраны в магазине напротив СтароПреображенского храма. Так мы узнали, что Ипполитов уходил с экскурсии. А потом ввели изображение подозреваемого в компьютер, и обнаружили, что имеем дело не с историком Ипполитовым, а с беглым «эсэсовцем» Спорыховым. И у нас сразу появилась масса вопросов к этому гражданину.

- Но зачем же он убил Сашу Степанкова? -кашлянув, спросил Строгицкий.

- А вы еще не догадались? - Староперцев снисходительно ухмыльнулся. - Убийца готовил покушение на вас, Борислав Аркадьевич. Но Степанков столкнулся со «старичком Ипполитовым» в гостинице и узнал в нем Спорыхова. Но, скорее всего, не был до конца уверен - ведь столько лет прошло. Предложил лжеисторику встретиться на прогулке во время обеда. Но и Спорыхов тоже узнал Степанкова...

Староперцев и Зеленоструков вызвали следственную группу для осмотра места происшествия, а меня и Строгицкого просили не отлучаться из гостиницы: наши показания еще нужно было занести в протокол.

Мэтр отечественной фантастики выглядел хмурым и подавленным. В таком состоянии ему было явно не до семинарских дел. По моему совету, Борислав Аркадьевич занял коллег по писательскому цеху самостоятельной работой, и я тут же утащил его в бар. Взял бутылку «Закарпатского», сырную и колбасную нарезку, лимонные дольки. Разлил коньяк по бокалам, и мы выпили. Лицо Строгицкого почти сразу порозовело.

- Борислав Аркадьевич, ваш семинар - зачем он?

- Люди разучились мечтать, Георгий, - писатель вздохнул. - Четыре волны массовых репрессий, если считать с тридцатых годов прошлого века, надежно зачистили страну. Удары наносились по самым талантливым - писателям, поэтам, художникам, композиторам. Мы сделались обществом посредственностей...

- И вы...

- Хочу возродить фантастику, - сказал Строгицкий. - Хватит писать о новых плотинах и тракторах. Пора начать писать о людях. Фантастика должна стать умной и человечной. Настоящей.

- Поэтому вы учите, наставляете и опекаете ваших молодых коллег?

- Я, прежде всего, стараюсь научить их мечтать. Строить миры и вселенные. Уж простите за высокий слог.

Он замолчал. Я его не торопил.

- Знаете, Георгий, - через некоторое время сказал писатель, - а я ведь почти точно угадал замысел Ипполитова. Правда, еще сомневался, думал, что это просто глупая литературная игра... Мы же вчера вечером поспорили с ним здесь, в баре, на бутылку коньяка. Поспорили о том, что я к полудню сегодняшнего дня придумаю и напишу рассказ, в котором будет исповедь самоубийцы и текст его предсмертной записки. Причем рассказ я должен написать от руки.

- Я знаю, Борислав Аркадьевич. Ваш разговор слышал здешний бармен и рассказал мне о нем. Поэтому я и оказался в нужный момент и в нужном месте. Думаю, что Ипполитов-Спорыхов хотел не просто убить, но и повесить на ваши плечи груз всех остальных совершенных им убийств. Он бы оставил пистолет на месте преступления, вложив его в вашу руку. А рядом положил бы записку самоубийцы, оторванную от листов с вашим рассказом.

- Значит, вы спасли мне не только жизнь, но и репутацию, - писатель, наконец, улыбнулся и рассеянно повертел в руках бокал. - У меня довольно часто так бывает: пишу что-нибудь, - и вдруг написанное становится реальностью. Словно это я сам пишу историю. Иногда мне даже кажется, что весь наш мир я сам и придумал: сел за письменный стол, включил компьютер и написал.

Он чуть помедлил, собираясь с мыслями, и продолжил:

- Вот и с этим рассказом... В шутку сделал его героями и самого Ипполитова, и себя, и вас. Хотите -верьте, хотите - нет! Вы же космовоенлетчик?

- Угу, - я кивнул. - Правда, здесь, в «Дружбе», в иной своей ипостаси - как «ариец».

- Ариец? - лицо Строгицкого дрогнуло. - Из этих... Как их там... «Хайлей»?

- Нет, нет, - я поторопился с разъяснением, -тайная секта последователей германского маньяка Шикпьгрубера не причем. Я всего лишь член АРИ -Ассоциации реальной истории.

- А что и в самом деле есть такая организация? -Со Строгицким явно что-то происходило. Щеки его становились все бледнее, на лице обозначился то ли испуг, то ли озабоченность.