Юрий Валин - Мамалыжный десант

Тимофей подвинулся, рядом укладывались бойцы, а ракета все висела и светила. Новобранец закрыл глаза и почувствовал, что засыпает.

Так закончился второй день рядового Лавренко в армии и его первый день на Плацдарме [6] В тексте упоминаются село Шарпены, но поскольку хронология захвата и удержания плацдармов на Днестре далеко не полна и имеет очевидные пробелы, речь идет о собирательном образе плацдармов у сёл Кицканы, Гура-Быкулуй, Шарпены, Варница и Пуркары-Раскайцы. .

К исходу двенадцатого апреля на плацдарме было уже два батальона 266-го полка 93-й дивизии, и переброска войск продолжалась. Именно командир 266-го полка подполковник Ухобатов предложил дерзкий план дневного форсирования реки, без артподготовки, в расчете на полную внезапность. План полностью оправдался [7] В реальности первой на правый берег высадилась рота старшего лейтенанта Мозалева, но подробности высадки автору найти не удалось. .

Сверху, с кручи, виднелись изгибы русла Днестра, переправа, скопившиеся повозки и машины, зеленеющие плавни и рощи левого берега, а подальше раскинулось большое и уже почти мирное село Буторы. Да и вообще вся половина хорошего тылового мира лежала как на ладони. Если присмотреться, да с биноклем и в ясный день, пожалуй, и Чемручи можно разглядеть.

Нет, Тимофей твердо знал, что Чемручи разглядывать незачем, бинокля у него нет, а день выдался обычный для нынешней весны: влажный и стылый, того и гляди опять дождь пойдет. Но пока жить было можно, и боец Лавренко смотрел, как внизу, над водой, мелькали белые быстрые ласточки. Повыше носились крупные, похожие на «фоккеров», стрижи. Но это природа, ей бомбиться ни к чему, так, нагадит слегка, да дальше полетит.

Тимофей оперся об автомат, поднялся и двинулся в батальон. Над плацдармом стояла тишина, ее боец Лавренко не особо слышал – в ушах после вчерашнего по-прежнему звенело – но чуял, что тихо. По утрам так иной раз случалось, поскольку немцы завтракали, и своей фашистской гнусности давали перерыв. Хорошие такие моменты, когда можно было лежать и ничего не делать. Сейчас Тимофею очень даже хотелось лечь и лежать.

Вчера снаряд грохнул так близко, что от сотрясения голова в каске вмялась в стену «лисьей норы», а сверху на Тимофея начали съезжать пласты грунта. С перепугу боец рванулся в траншею, увидел, как Пашка что-то кричит, но не разобрал ни слова. Обстрел вроде бы закончился, никого не убило, но звон в ушах и подташнивание остались. Хлопцы позвали санинструктора, тот что-то говорил, Тимофей кивал, не особо соображая. Контузия наверняка была легкой, но противной. К вечеру слух частично вернулся, но пришел комбат и приказал, чтобы не дурил, двигал в санбат, пусть посмотрят. Это Викторыч-санинструктор настучал. От провожающего Тимофей отказался, поплелся к медицине сам – пусть без слуха и с какой угодно тошнотой, дорога вполне отыщется. Даже нынешний, разросшийся, плацдарм боец Лавренко знал как свои пять пальцев. После взятия Шерпен считался посыльным при штабе батальона, но этот самый батальон почти и не видел: то на КП полка, то к связистам, то на переправу встречать кого, то, наоборот, провожать. С разведчиками трижды ползал на нейтральную полосу в группе прикрытия, а то вообще на сутки приписали к самому тяжелому вооружению – помогал устроиться и осмотреться батарее дивизионных трехдюймовок.

Плацдарм ныне составлял более двенадцати километров по фронту, а по глубине доходил до шести с гаком. На юге была освобождена Спея, у северной излучины наши с трудом, но зацепились за село Деллкеу, удерживали плацдарм силами войск двух соседствующих армий, переправа оставалась единственной, что путало и затрудняло снабжение и передвижение. Но постепенно подтягивались подкрепления, командование готовило удар на Кишинев. Немцы тоже нагнали побольше войск, временами пытались нащупать слабину наших позиций, но не преуспели. Днем бомбежки и обстрелы, ночами все двигались-смещались, новые части так вообще располагались почти на ощупь – тут поневоле заблудишься, если петляющий берег Днестра и позиции точно не изучил. Но непрерывно обустраивались новые артиллерийские огневые, пушкари и минометчики пытались копить запас боеприпасов, хотя с подвозом все еще было сложно.

Доводилось Тимофею встречать и роты вновь призванных: новобранцы еще пестрели гражданской одежкой, неповоротливые и нервничающие, оружие им наскребали по всем сусекам, наверняка кому-то из почти-земляков досталась и та памятная румынская винтовка. Между прочим, «манлихером» именовалась, и считалась хорошим оружием. Штык, конечно, у Тимофея «позабылся»: инструмент нужный, а новобранцы все одно потеряют.

За эти полмесяца боец Лавренко уже перестал считаться молодым солдатом. На передовой в пехоте вообще всё очень быстро: опыта поднабрался, это если успел, и в госпиталь. Если везучий. Если невезучий, так земля и неопытного бойца примет, земля – она радушная, никому не отказывает. Но хотелось бы, конечно, повоевать. Роты редели ежедневно, пополнялись не особо регулярно, и Тимофей все реже встречал тех бойцов, с кем в первый день на кручу забирался. Зато и все немногочисленные офицеры, да и солдаты взводов, знали Тимку-Партизана – считалось, что он изначально на плацдарме был, может даже специально оставленный каким-то предусмотрительным партизанским соединением. Объяснять, что это вовсе не так, смысла не было – Тимофей уже понял, что народу нравится думать, что ничего случайного не бывает, что не просто так в оккупации люди сидели, а вредили немцам и румынам, неустанно дороги взрывали и загодя готовили плацдармы для армии. Так оно, наверняка и было, пусть и не вот в этих здешних местах.

Как-то ночью вредные румынские «кукурузники» вместе с бомбами накидали листовок. Бумагу с серым шрифтом разобрали на курево, хотя парторг роты – пулеметчик уважаемый и достойный, сказал, что «от такой заядлой брехни и дерьмовой бумаги у нормального куряги одышка случается». Тимофей из интереса глянул, чего там врут. «Сдавайтесь в плен!» прямолинейно призывала бумажка, а далее подслеповатым шрифтом: «Рiднi братя, украiнцi! Чорнорубашечники! Росiяни гонят вас як скiт на убой пiд дулами своих автоматiв. Вам не довiряют новоi зброi, не обучають современной войне, а также не дають обмундирования – все равно смерть! Повертайте зброю протiв ненависнiх жидiв-комiсаров! Переходьте до нас. Тут ви зустрiнете своiх истиних друзiв – борцiв за самостийную Украiну, незалежну от Радяньской тиранii…”

Ну и прочая ерунда. Вот кому это немцы пишут? Нет, понятно, что дураки везде есть, но не так уж много. Какая “новая зброя”, если у всех оружие одинаковое, пусть временами и приходится перебиваться трофеями? Да и с формой… вот вам гимнастерки или снаряды в первую очередь на передовую везти? Понятно, что боеприпасы. Когда наладится подвоз, всех переоденут и переобуют. В общем, врут немцы без особой фантазии. Лучше бы чистую бумагу бросали – когда до Берлина дойдем, фрицевым интендантам то могло бы засчитаться.