Юрий Валин - Мамалыжный десант

– Чего надо?

– Спасай, хозяйка, промок, зуб на зуб не попадает. Продай цуйки [5] Цуйка – крепкий фруктовый самогон, аналог сливовицы. , а то насмерть застужусь.

– Э, нашел время, пьянчужка. А еще молодой такой! – хозяйка прислушалась, хапнула из руки Тимофея леи, скрылась в доме.

Надо думать, румынских солдат у нее нет, иначе какие вольные разговоры могут быть про цуйку, уже бы давно реквизировали. Но надо бы уточнить.

Высунулась рука с бутылкой:

– Бери, да иди, парень.

– Иду, – Тимофей всунул сапог в щель уже закрывающейся двери. – Спросить хотел…

– В дом не пущу! – взвизгнули внутри и немедля пнули по сапогу. – Знаю я вас, охочих!

– Да я не про то, – заверил разведчик. – Солдаты-то в селе есть? А то как бы мне не натолкнуться от греха-то.

– Нету уже солдат, – поспокойнее сказали внутри. – Третьего дня пришли, начали копать ямы у реки. А нынче как стрельба поднялась, побежали как ошпаренные. Сквозь село, да на дорогу до Спеи. Что за пальба была, не знаешь?

– Да откуда, хозяйка? Как стрелять начали, я живо в канаву свалился, там пересидел. Только в канаве воды много было.

– Ну, иди, парень, грейся, бог тебе в помощь.

На бога Тимофей не особо надеялся, так что обошел дом, посмотрел в сторону недалекого села и вернулся в сад к засевшим разведчикам.

…– Значит, сбегли румыны, – рыжий кинул окурок цигарки. – Ну, это мы и так знали. – А село нужно брать. За ним позиция куда лучше.

– Вот ты прямо Суворов! – восхитился автоматчик. – Прямо сейчас прикажете брать, товарищ фельдмаршал?

– Не, подождем гусар и мортиры, потом я уточню диспозицию, – важно пояснил рыжий.

Тимофей и автоматчик засмеялись.

– Чего ржете? Вот увидите, всё по-моему будет, возьмем село, – сержант протянул новобранцу винтовку и отсоединенный штык. – На пояс свинорез подвесь, оно удобнее будет.

Тимофей хотел сказать, что надо бы ремень найти, но тут в небе зашелестело, бойцы пригнулись. Ближе к берегу Днестра поднялся невысокий фонтан земли, донесся приглушенный грохот взрыва.

– Во, началось! Опомнились и пристреливаются. Ну, пускай, а то как-то ненормально выходило, смущала тишина. Пошли к роте, доложим, – скомандовал сержант.

Бойцов в траншее прибавилось, уже рыли ответвления и ячейки-ямки поодаль. С берега подходили все новые пехотинцы, готовились к атаке. Ротный выслушал разведчиков и сказал:

– Пока удачно. Сейчас третья рота подойдет, комбат уже здесь, минометы подтянут, и ударим на село. Покажете, как там поближе подойти. Готовьтесь, а ты, Тимоха-партизан, пока при мне связным останешься.

– Товарищ старший лейтенант, я боец Лавренко, – намекнул Тимофей.

– Фамилий много, а партизан у нас пока один, – улыбнулся ротный.

– Я не к тому. Просто мне приказано к минометчикам приписаться, – пояснил новобранец.

– Обойдутся. Не знаю, какой там из тебя минометчик, а бегаешь ты хорошо и не трусоват. Опять же с местным населением контакт уже установил. В общем, ты тут нужнее, – решительно заключил старший лейтенант. – Перекурите, пока бойцы накапливаются.

Румыны вели артобстрел, но он пока не причинял особого вреда нашим переправляющимся и группирующимся пехотинцам. Тимофею казалось, что обстрел – это куда более страшное дело.

– Это пока жиденько, возьмутся и по-настоящему, – заверил рыжий сержант. – Что ты зыркаешь?

– Мне бы ремень, штык подвесить. И вообще вид принять, – вздохнул Тимофей, которому неуравновешенные тяжести неудобного патронташа, гранаты в кармане, штыка за голенищем и бутылки за пазухой причиняли сильное неудобство. Новобранец колебался: может, отдать цуйку кому-то? Или попробовать на ремень выменять? Неудобно, ремень все-таки форменная амуниция. Лучше помолчать.

– Ремень еще найдешь себе, – сказал автоматчик. – Румынский не бери, уж лучше немецкий. Сточишь бляху, сносу не будет.

– Нормальный советский ремень тебе найдем, – сказал сержант. – Это все трофейное – накипь на щах. Все будет, Тимоха, нам бы только закрепиться на этом бережке.

– Так вроде уже закрепились? – осторожно уточнил обнадеженный боец Лавренко. – Отошли же румыны.

– Румыны – они как то «перекати поле» – дунешь, живо укатятся. Вот если немцы войска перебросят, – вздохнул автоматчик.

– Не пугай человека. Немец уже не тот, что прежде. Но медом намазано, как с сегодняшней переправой, уж точно не будет, – предупредил сержант. – Сухари есть у кого?

Едва Тимофей успел сгрызть сухарь, как их позвал ротный. Рядом с ним был комбат – плотный, учительского вида капитан – очень вдумчивый и серьезный. Роты готовились к атаке, следовало выдвинуться к хутору.

– Село возьмем, и сразу, не останавливаясь, продвигаемся западнее и южнее, – комбат указывал ориентиры. – Как можно быстрее. Связи не терять! Местный-то ваш где?

– Да вон он – чернеется, – кивнул ротный на Тимофея.

– Ага, ты лес южнее Шарпен знаешь? – нацелил карандаш капитан.

– Я же не очень местный, – робея, предупредил новобранец. – Но лесок от хутора виден, мы смотрели.

– Вот и хорошо. За село зацепимся, отведешь группу к лесу, проверите, что там, и доложите. Доложит, понятно, сержант, а ты смотри, чтобы вообще не заблудились.

Через два часа рота без сопротивления заняла село Шарпены, а Тимофей и двое бойцов во главе с рыжим сержантом продвигались к леску, что теснился на высоком речном берегу. Все порядком устали, у новобранца Лавренко уже ноги едва гнулись, но бойцы понимали: лучше сейчас побегать, чем днем позже выбивать врага с каждого бугорка.

Группу обстреляли на подходе к лесу. Тимофей лежал в чахлой траве, слушал короткие автоматные очереди товарищей, сам дважды выстрелил по смутным стволам рощи – винтовка мощно лягала в плечо, а двигать загнутую рукоять затвора оказалось жутко неудобно. В первый и единственный раз из боевого оружия Тимофею Лавренко приходилось стрелять еще до войны, когда батя водил в военный тир, где у старшего Лавренко имелся хороший товарищ по Гражданской. Но там в руках была проверенная и понятная трехлинейка, а тут румынское недоразумение.

– Отходим, гвардия! – крикнул рыжий сержант. – Тимоха, отползай, не черней! И зад не вздумай поднимать…

Отползали, брюки на коленях мгновенно промокли насквозь, холодная земля проминалась и пыталась удержать пластуна, лопатка упиралась в живот, горлышко бутылки давило на подмышку. Тимофей волок винтовку «под ремень», думал, что война очень странная вещь: в сущности, тут от любого посвистывания над головой мгновенно ползать начинаешь. Да когда же ту бутылку выбросить удастся?! Мысли порядком путались.

Потом бойцы перешли на короткие перебежки, скатились в ложбинку.

– Видать, там какие-то отрезанные румыны колобродят, – объяснил рыжий. – Хорошо, что нервные – могли бы подпустить, да срезать нас вчистую. Вот так тут, на фронте, Тимоха: чуть ослабил внимание – мигом нарвался. Ничего, до хутора дочапаем, там перекурим, да и ужин уж должны переправить. Плацдарм-то мы, как ни крути, взяли, заслуживаем усиленного питания.