Юрий Валин - Мамалыжный десант

– Бош – истинный магарац [28] Осел (серб.) , – пояснил партизанский проводник. – Идти не хотел, вырывался, я всю ногу о его зад отбил.

Сречко приступил к поискам и оказался удачлив по канцелярскому делу – отыскал целиковую тетрадь, ее взрывом под топчан закинуло и к стене прилепило.

Тимофей проверил стопку – трех листов так и не нашли, может, вдрызг растрепало, а может и сгорели. Ладно, фрицем нужно заняться, пленный обязан быть в бодрой форме.

Пока промывал ракией гаду рану на лбу, сволочуга морщился, шипел и дергался. Потом расслабился, ухмыльнулся с вызовом, расселся вольно, нагло раздвинув ноги в массивных ботинках. Тимофей тоже улыбнулся и вполсилы задел фашиста прикладом автомата промеж наглости. Фриц молча бухнулся на пол, поджимая колени, скорчился зародышем.

– Отож верно, – одобрил Торчок. – Ишь, идейный какой.

– То парашютисты. Отъявленные гады – пояснил Сречко. – Дерутся насмерть. И как ты его свалил в одиночку, Тимотей?

– В лобовую и свалил, – проворчал сержант Лавренко, приседая и щупая ворот почти обеспамятевшего пленника.

– Отож повезло, что лоб такой. Бычий! – отметил Павло Захарович.

В вороте ничего не нащупывалось, но имело смысл срезать. На всякий случай.

Пришли местные югославы от подпольщиков и городской администрации, стали решать, где хоронить погибших. Торчок сказал, что технический старшина СМЕРШа вместе с матросами будет лежать – дисциплина контрразведки и дружба между народами вполне такое дозволяет. В одном бою пали в борьбе с фашизмом.

Под шум беседы кто-то из югославов заехал пленному немцу по шее, пришлось ценную добычу защищать от неучтенного рукоприкладства. На дворе уже светало. Тела павших забрала городская повозка. Фрица оставили под охраной Сречко, а остатки группы пошли обыскивать трупы немцев – может, что-то нужное для дознания найдется.

Торчок мертвецов не боялся, выворачивал карманы, ссыпая мелочи в один сухарный мешок и передавая бумаги Тимофею. Собственно, бумаг было не так много – солдатских книжек фрицы не имели, только жетоны на шее, да всякие немногочисленные личные памятные фото.

– Отож такая наша война, – рассуждал Торчок. – Город взяли, в пехоте ни единой потери, а мы в тылу шли, и вот… Правду наш партизан сказал – парашютники. Ишь как подобрались: командира ножом и сразу в гранаты.

– И как он гадов подпустил? – сокрушался Тимофей.

– Так с ними вроде югослав шел. Вон тот – в кепке. Может и хорват, бесы их разберет – народностей как на базаре. Этот заговорил издали, вполне мирно, подозрений не вызвал: оно и понятно, тут кто только не ходит, гражданское же место. Хотели отвлечь, да тишком вплотную подрезать, – Торчок фыркнул. – Понятно, командир отбился, хотя и зацепили. Этих завалил, но их-то вон сколько. Между нами – не иначе как цельнонаправленно шли. Моряков этих зачищать.

– Очень может быть. Но я, Павло Захарович, лучше о тщательном обыске подумаю. А то слегка распирает на вопросы.

– Отож понимаю. Сдавись, Тиматей, держи язык на месте. Ответить-то я все одно не могу.

– Понимаю, – Тимофей достал штык и принялся осторожно расковыривать ворот комбинезона мертвого немца.

– А що там? – заинтересовался Торчок.

Тимофей показал ампулку-стекляшку.

– Отрава! – обеспокоился Павло Захарович. – Убирай ее осторожно, как бы не лопнула. Цианиды, они такие… вреднючие. Я-то думаю, что ты форму пленного уродуешь, не иначе для снижения его форсу и фанаберии.

Пришлось распотрошить немецкий перевязочный пакет, завернуть ампулу и убрать в портсигар, так кстати оказавшийся в кармане у одного фрица. Прощупали всех немцев – ампулы зашиты у каждого. А у минометчика не было. Возможно, их с минометом в последний момент придали в усиление ряженой группе. Да, неслучайная диверсия случилась.

– Толковый из тебя контрразведчик получается, – вздохнул Торчок. – Отож талант, непонятно кем дарованный: от бога или от дьявола?

– Ты меня не подначивай, – запротестовал Тимофей. – Таланты мои скромные, но даны нашей страной, школой и советским городом Харьковом. И никакой мистики. Слушай, нужно у этих гадов нашивки спороть. Мы в них не понимаем, но полагаю, найдутся знающие люди.

– То верно. Заодно и ботинки сымем. И редкостные, и добротные. У вот этого ганса почти и не ношенные.

– У того что с краю лежит, тоже неплохие. Всегда можно сменять на жратву у пехоты или горожан, мало ли сколько нам тут сидеть, – напомнил Тимофей. – И защиту с ног поснимаем. Годная вещь.

Контрразведчики освободили тела от ненужной амуниции и обуви, подивились хитроумной защите колен: парашютисты надевали на колени округлые щитки из кожи и резины, видимо, оберегающие от ударов при прыжках.

Трофеи отнесли в машину, тут Тимофей вспомнил, что еще одного не осмотрели – второй минометчик-то во дворе так и валяется. Двинул туда.

Знакомый дворик оказался многолюдным: труп фрица мирные обыватели оттащили к стене и накрыли драным ковром, а вот миномет тронуть опасались. Орудие зловещего ночного обстрела так и стояло, похожее на короткую ядовитую жабу, окруженную распахнутыми лотками с минами. Тимофей объяснил, что немедля ничего тут не взорвется, закрыл ополовиненный лоток: мины, рыжеватые, миниатюрные, лежали в нем аккуратненько, словно сардины в банке. Сержант Лавренко намекнул местным теткам, что сейчас можно не смотреть, обыскал тело. Никаких документов, из личного только колода неприличных карт, яда в вороте нет. Столько мертвецов, а даже не поймешь, кто у них командиром был. Может, удрал их старший? Эх, криво все этой ночью пошло, совсем нехорошо. А стрелять в этого минометчика нужно было экономнее – не лицо, а жуть какая-то.

Карты Тимофей вручил местному дедку: пусть уничтожит или сменяет на что-то полезное. Сопровождаемый подростками, гордо несущими ящики-лотки с боезапасом, сержант Лавренко двинулся обратно. Миномет, не такой уж габаритный и снабженный ручкой для переноски, имел ощутимый вес [29] 5-см лёгкий миномёт образца 1936 год (5cm leichter Granatenwerfer 36) весил 14 килограммов. . Все-таки хитро продуманное оружие, пусть без колес и прочих лафетов.

– Отож чего ты припер?! – запротестовал Торчок. – Они через раз подрываются.

– Мы осторожно. А там пацаны, они-то точно учудят. Народ просил забрать от греха подальше.

Народная благодарность не заставила себя ждать – принесли блюдо с пирогами. Называлась выпечка смешно – «буреки», а на вкус была просто бесподобна. Тесто слоеное, похрустывающее, а начинка: хочешь с мясом, хочешь с сыром, хочешь с грушами.

– Расформируют нас, – сказал Тимофей, беря четвертый пирог.

– Отчего?! – запротестовал Сречко. – Мы немцев побили, пленного узяли.