Юрий Корчевский - Щипач [litres]

Алексей решил еще пару «ходок» к трамваю сделать и ехать в Тверь. Ко всякому делу надо подходить основательно, служба в ОГПУ приучила. Город узнать, привычки горожан, излюбленные места. Встретится потом человек тверской, впросак не попадешь. Да и ехать до Твери всего ничего.

Один кошелек стырил у накрашенной блондинки, так у нее сам бог велел. В открытой сумочке видно портмоне. Мастерски увел кошелек, тетка не заметила пропажи. На скамейке деньги к себе в карман, а портмоне выкинул. Это улика, вещественное доказательство против себя и срок в лагере. Один раз, в другой жизни, он там был, хоть и недолго, урок получил, хоть и не заслуженный. Рисковать еще раз не стал, денег должно было хватить на месяц, если не шиковать. Да он и не собирался швыряться деньгами, ему нужно быть незаметным, серым, слиться с безликой массой. Известное дело – труднее всего найти лист в куче опавшей листвы. Сам себе удивлялся. Соединение навыков и опыта оперативника ОГПУ с уголовным прошлым дало сплав необычных знаний, интуиции, предвидения событий, а главное – линии поведения. Он уже в толпе прохожих мог отличить сотрудника НКВД, блатного, как бы они ни маскировались. Для него сейчас милиция и НКВД – противники. Уголовники тоже представляли угрозу. Те разбиты на касты по «специальностям», сбиты в шайки, во главе матерый пахан. И шайка оберегает свою территорию от залетных одиночек. Это как у животных. Метят свою территорию, не пускают чужаков. Потому как члены шайки должны сдавать долю в воровской общак. Говорить уголовнику, что он свой, тоже срок мотал, нельзя. В те годы при каждой отсидке татуировки делали. По ним знающий человек мог сказать – по какой статье, в каком лагере и какой срок «мотал» сиделец. А у Алексея ни одного тату нет. И правильно, что не сделал. Это особая примета, по которой могут опознать. А за границей сразу понятно, если в бане разденешься, откуда ты есть.

Очень вовремя добрался до Северного вокзала (ныне Ярославского), с которого поезда отправлялись на Тверь. Через год, с 20 ноября 1931 года Тверь переименуют в Калинин, в честь «всесоюзного старосты», уроженца Тверской губернии, Михаила Ивановича Калинина. Историческое название вернут лишь в июле 1990 года. Что поделать, любили большевистские вожди лесть, славословие. Еще при жизни не один город переименовали. С именами Сталина и малые и большие города в каждой области.

До Твери всего 167 километров, сообщение считалось пригородным и поезда из Москвы отправлялись только днем. Шли долго, четыре-пять часов. Остановки на каждой платформе, а еще бункеровка водой и углем. Алексей проголодался. Утром только чай с печеньем попил, днем – происшествие, потом кражи. Надеялся на вагон-ресторан в поезде, а зря. Это на загнивающем Западе капиталист копейку не упустит.

Пассажиры, как специально, едва сев в вагон, начали доставать из сумок вареные яйца, вареную курицу, хлебушек. А мужики – где мутный самогон, а кто побогаче – бутылку водки. На бутылке «казенки» простенькая наклейка и надпись «Водка», горлышко запечатано сургучом. Никакой «Особой», «Столичной» или «Московской» не существовало. Что присуще российскому человеку, так это щедрость. На Западе такого близко нет. Пассажиры сразу пригласили Алексея к столу. И сальца отрезали, и ногу от курицы, вареное яйцо. Проводница чай в подстаканниках разнесла с кусочком пиленого сахара. А как под чай яйца были съедены, в пустые стаканы водку щедро плеснули. В Париже полусотку крепких напитков – коньяк, виски, бурбон, джин или ром весь вечер тянут. А наши хватили по сотке, закусили соленым огурцом и уже снова разливают ее, родимую. И никаких пьяных скандалов. Молодежи не наливали, а мужики средних лет или постарше свою норму знали и вести себя умели.

Поезд прибыл в Тверь уже вечером. Еще в вагоне Алексей завел знакомство. В гостиницу не устроиться, туда только с командировочным удостоверением берут. В дом колхозника – по справке из колхоза. На вокзале ночевать тоже не вариант, ибо должен быть билет. Для таких случаев нужны знакомства. Когда нужно было, Алексей умел втереться в доверие, обольстить. Вот и сейчас пассажирка сама предложила:

– А пойдемте ко мне! Не стесните, я одна живу. Сын в армии, а муж погиб.

Алексей ломаться не стал, сразу согласился. С поезда до дома на окраине далеко, общественный транспорт уже не ходит, а частных извозчиков извели под корень еще после революции. Алексей нес чемодан Антонины, как звали добрую самаритянку. Чемодан тяжеленный, как будто камней в него наложили.

По приходу Антонина показала комнатку.

– Располагайтесь. Это комната сына.

Алексей сразу уснул, слишком много событий за день произошло. Утром проснулся от бравурных маршей по радио. Радиопередачи начинались в шесть утра с «Интернационала», значительно позже вместо него стали транслировать Гимн Советского Союза. Потом шли новости – сплошной поток успехов и достижений.

«Доярка колхоза “Рассвет” Рязанской области Екатерина Нифонтова надоила от своих коров по две тысячи семьсот литров молока, поставив областной рекорд».

И ни единым словом о Муромцевском восстании в Барабинском округе в Сибири. Или про антиколхозные восстания в Казахстане. Зато в июне постоянно говорили о пуске Ростсельмаша и Сталинградского тракторного заводов, а в августе о постановлении по всеобщему начальному образованию. Пока в плане грамотности СССР сильно уступал странам Европы. Вновь строящимся заводам – Горьковскому автомобильному, Новокузнецкому металлургическому и прочим, требовались рабочие грамотные. Почти все заводы строились по проектам и с оборудованием американских фирм.

Позавтракав, Алексей отправился в город. Шел не спеша, читал названия улиц. После пожара в восемнадцатом веке город практически отстроился заново, и центр напоминал Санкт-Петербург. У двух ротозеев украл кошельки, правда, денег в них оказалось немного.

Уже тогда началось деление городов по снабжению. Продуктов и промтоваров не хватало. В первую очередь снабжалась Москва, Ленинград, столицы республик, Закавказье. Ведь многие партийные руководители или министры были оттуда. Хуже всего снабжались жители РСФСР, им доставалось всего тридцать процентов того, что отпускалось национальным окраинам. Так центр покупал лояльность нацменов. Государство само порождало зависть и нелюбовь одних своих жителей к другим.

А началось все с колхозов. Зачем колхознику надрываться, когда он вместо зарплаты получал трудодни, мифические палочки в тетрадку бригадира. А выживал за счет личных огородов и подворий, которые еще и облагались налогом.

Три дня провел Алексей в Твери, буквально выучил центр, большинство улиц. Хотя сделать это было несложно. У большевиков полет фантазии невелик, в каждом городе или селе обязательно улица Ленина, Калинина, Сталина, Интернационала, Коммунистическая, Красная, Свободы. Даже древние улицы переименовали, но горожане продолжали их именовать по-старому.