Юрий Корчевский - Щипач [litres]

Задержание карманника с поличным это редкая удача. О задержании начальство сообщило руководству двенадцатого отделения, и Алексей получил благодарность в личное дело. Однако – не по душе служба. По складу характера ему бы хотелось быть оперативником, в уголовном розыске. Но в розыск попасть можно, только имея стаж в милиции.

За полгода службы подкопил немного деньжат, поскольку вредных привычек не имел. Не курил, выпивал редко и в меру. Потому из общежития милиции переселился в арендованную квартиру на Васильевском острове. В одной комнате старушка-хозяйка, в другой – он. Старушка из «бывших», как называли тех дворян или людей с образованием, с профессией, кто остался после Октября семнадцатого года. Ей в те годы за шестьдесят было, а сейчас и вовсе «божий одуванчик».

Иногда устраивали посиделки за чаем с баранками, когда Алексей получал паек и денежное довольствие. Постепенно хозяйка стала откровенничать, делилась эпизодами жизни города при императоре. Оказалось, в свое время она закончила Смольный институт благородных девиц, была замужем за кирасирским ротмистром. Бог детей не дал, а в революцию мужа убили. Временами в ее речи проскальзывали то французские, то немецкие слова. Алексей их понимал, но старушка оказалась не так проста.

– Иван, – сказала она как-то. – Вы не тот, за кого себя выдаете.

Иван, это понятно, по документам у него имя и фамилия погибшего. Сначала легкий испуг. Чем он себя выдал? А хозяйка ему:

– Вы ни разу не переспросили, что то или иное слово означает. Хотя сами сказали как-то, что у вас девять классов образования и милицейская школа.

Вот это старушка! Настоящий Пинкертон! Очень наблюдательна и умна. Отшутился, дескать, по общему смыслу фразы понял. А для себя вывод – даже в общении со старушкой надо себя контролировать. У хозяйки воспитание не позволит идти в НКВД и высказывать подозрение. А у пролетария – запросто. Не «стучит» он, а выявляет замаскировавшуюся контру, затаившегося врага.

Алексей, не питая надежд, встал на службе в очередь на жилье. Комнаты или квартиры давали редко, потому как жилищного строительства практически не было. Все ресурсы страны были брошены на промышленное строительство. Цемент, арматура, кирпичи, все шло на стройки. После пуска Горьковского автозавода производство автомашин возросло кратно. Если в 1931 году было произведено четыре тысячи машин, то в 1936 году уже 136 500 штук.

И не нужна была ему квартира, осознавал он себя в этом времени гостем, попавшем сюда случайно. Но, чтобы не выделяться, делал то, что другие. Кто-то из сотрудников сказал, что встал в жилищную очередь. Он выспросил, какие справки и документы для этого нужны, и сам встал. Номер очереди такой, что после прикидок получалось – его срок на жилье подойдет через двадцать восемь лет. Смешно! К его удивлению, очередь начала двигаться быстрее. А все репрессии, посадки. Комнаты или квартиры врагов народа распределялись очередникам. Где будут жить члены семьи осужденного, никого не волновало. Еще один момент был, весьма существенный. Члены семьи врага народа не могли работать на государственных предприятиях, а других не было. Не могли обучаться в средних и высших учебных заведениях.

По осени Алексей попал в серьезную переделку. По графику выпала ночная проверка постовых. Белые ночи уже кончились, по Пушкину – уж небо осенью дышало.

Один пост проверил, другой. Постовые службу несут исправно. Для того чтобы сократить путь, свернул в арку, ведущую в двор-колодец. Такие дворы проходные, выводят на параллельную улицу. В арку напротив сворачивают двое мужчин, у одного на спине мешок. У Алексея сразу подозрение. Честные люди, труженики, по ночам с мешком за плечами не ходят. Наверное – «домушники». Воровская каста, обчищавшая квартиры. Алексей сразу за кобуру, выхватил «наган». Револьвер старый, выпуска еще Тульского Императорского оружейного завода, 1910 года, довоенного. Делали тогда качественно, с началом войны, с 1914 года производство резко увеличили, а качество снизилось.

– Стоять! Милиция! – закричал Алексей.

До мужчин в арке метров пятьдесят. Они развернулись и бежать. «Домушники» бы бросили добычу. Если поймают, это улика, статья Уголовного кодекса и срок. То ли неопытный молодняк, которые надеялись на статью 162.1. За кражу в первый раз исправительно-трудовые работы до трех месяцев. То ли что-то очень ценное, из-за чего стоит рисковать. Алексей побежал за подозрительной парочкой. На бегу достал свисток из кармана, свистнул три раза, подав сигнал, что помощь нужна. Вывернул из-за угла, сразу вспышка и выстрел. Ого! По Указу ВЦИК РСФСР от 22.11.1926 года, Уголовный кодекс вводился в действие с первого января 1927 года и по нему за вооруженное сопротивление представителю власти – до десяти лет лагерей, да еще незаконное ношение огнестрельного оружия пять лет.

С другой стороны Кирочной улицы трель милицейского свистка, откликнулся кто-то из постовых. Прижался Алексей к стене дома для устойчивости, вскинул руку с револьвером, да вот незадача. Ни мушки, ни прицела не видно. Чего зря попусту патроны жечь. Побежал. В ночи стук подошв сапог по булыжнику слышен сильно, гулко раздается. Бах! Бах! Два выстрела навстречу. Похоже, расстояние сокращается между ним и преступниками. В Ленинграде между домами разрывов нет, стена к стене. Многие арки имеют железные решетки, на ночь запираются. Мужчинам деваться некуда, как в каменном мешке. С другой стороны Кирочной улицы выстрел по преступникам. Пуля ударила по стене дома. Сейчас надежда, что стрельбу услышат постовые. Или сами прибегут на помощь, или телефонируют в отдел милиции и приедет дежурный наряд на пролетке.

Алексей не находился на одном месте, перебегал с одной стороны улицы на другую, да наискосок, с каждым броском сокращая дистанцию до преступников. Преступники, судя по звуку, стреляли из «нагана». Оружие надежное, после войны и революции на руках у населения много короткоствола осталось. У этого револьвера одна проблема – медленно перезаряжать, особенно в темноте.

В барабане семь патронов, преступники три выстрела сделали, осталось четыре. Надо спровоцировать.

Алексей подобрался к жестяной мусорнице, толкнул ее ногой сильно. Грохоту получилось много. В ответ два выстрела, пули высекли искры из булыжника мостовой. Он вскочил, побежал к стрелявшим. На бегу вскинул револьвер, выстрелил по смутным теням. Похоже – зацепил кого-то, был вскрик боли. Потом кинулся к дому. Постройка старинная, дверь глубоко утоплена в стену, получалось углубление, а для него – укрытие от пуль. Снова три свистка, уже ближе, два выстрела. Потом ответный выстрел бандитов. У них остался один патрон. Лишь бы постовой не стрелял. Алексей с бандитами на одной линии огня. И попасть под пулю постового будет обидно. Побежал вперед, уже видел две фигуры. Надо не дать им поднять головы. Выстрелил раз, второй, третий. Прямо над головой у бандитов пули били, осыпая каменной крошкой. Залегли, не привыкли своими шкурами рисковать. До них уже метров пятнадцать. И вдруг выстрел навстречу. Как палкой ударили по левой руке ниже локтя. Рука онемела. Ах, гады! Уже не пугать, на поражение стрелять. Один выстрел, другой, третий. С другой стороны улицы крик: