Игорь Валериев - Отряд [litres]

С Кораблёвым долго обсуждали, каким образом работать по слугам, после чего он направился в Департамент полиции Санкт-Петербурга, а Буров засел изучать материалы по тем лицам, жильё которых ему предстоит негласно посетить с целью определения, а живёт ли человек по средствам и нет ли у него припрятанной кубышки. Узнав, сколько ему предстоит работать, Пётр Федорович аж расцвёл. Признался, что задолбало в последнее время только в наружке служить. Живого дела, которое нервы щекочет, нет. Вспомнил и про гостиничный номер Фукусимы.

Вечером за «рюмкой чая» Ширинкин в своём кабинете довёл до меня, что найден «д’Артаньян». Им оказался начальник Рижского сыскного отделения Кошко Аркадий Францевич. Прибыть в Гатчину сыщик должен был через два дня, поэтому следующий день посвятил выезду в столицу, где запланировал встретиться с Боткиным и Репиным.

Встреча с Сергеем Сергеевичем состоялась в его лаборатории на кафедре бактериологии и заразных болезней, где Боткин пытался создать противоядие от абрина в надежде спасти жизнь Ольге Александровне. Представившись, попросил подробно рассказать о яде и симптомах при отравлении им. Больше того, что было написано в отчёте профессора, не узнал. Специально уточнил, в каком агрегатном виде можно получить абрин. Как оказалось, данный яд может быть и в жидком, и в твёрдом виде, а если им пропитать, например, фитиль обычной свечи, то при её сгорании – и в газообразном состоянии. Правда, при этом симптомы будут другие и смерть наступит от отёка лёгких, что отсутствовало у умерших членов августейшей семьи.

Перед уходом передал Боткину дозы пенициллина с пояснительной запиской Павла Васильевича, кратко рассказал о супругах Бутягиных, их исследованиях и результатах применения нового лекарства. Сказать, что заинтересовал Сергея Сергеевича, – значит ничего не сказать. Он буквально засыпал меня вопросами, на меньшинство из которых я едва смог ответить. Успокоил профессора только тем, что сообщил о ближайшем приезде семейства Бутягиных в столицу и пообещал обязательно познакомить.

Не желая упустить такой случай, рассказал Боткину о фирме «Байер», которая начала в этом году, судя по газетам, реализацию в столице аспирина и героина. Ссылаясь, как и сам профессор по абрину, на информацию, будто бы прочитанную мною в какой-то газете во время перехода из Владивостока в Одессу, порекомендовал очень внимательно отнестись к аспирину как универсальному анальгезирующему жаропонижающему и болеутоляющему препарату. По героину же слил профессору инфу про наркозависимость от этого «средства от кашля» и про то, что в печени героин преобразуется в морфин, который сильно разрушает организм и влияет на психику. В общем, расстались с Сергеем Сергеевичем почти друзьями.

После этого направил свои стопы, а точнее, извозчика на Васильевский остров в Императорскую Академию художеств. По поводу моего запроса на художника-портретиста или художника-криминалиста Ширинкин посоветовал обратиться к Репину Илье Ефимовичу, который именно сейчас находился в столице, а не уехал в своё имение. Вот и ехал знакомиться с человеком, про которого в будущем знал, что это художник, только из-за поговорки «ну вот, картина Репина “Приплыли”». Не моим интересом и коньком было изобразительное искусство, что в прошлой, что в этой жизни.

Правда, перед своей кончиной в том будущем времени-пространстве в инете выкопал информацию, что такой картины Репин не создавал. Оказывается, был такой художник Лев Григорьевич Соловьев, который в семидесятых годах девятнадцатого века написал картину, где изобразил монахов на лодке, заплывших по реке в большую группу купающихся голышом женщин. Назвал эту картину автор «Монахи. Не туда заехали».

В начале двадцатого столетия полотно поступило на выставку в Сумской художественный музей и в тридцатых годах висело на стене рядом с несколькими творениями Репина. Люди, не слишком разбиравшиеся в искусстве, посчитали, будто все работы выполнил один и тот же художник. Сам сюжет привлек их внимание и показался забавным, а дальше молва сократила название картины до «Приплыли».

Мне повезло, Репин оказался в Академии.

– Добрый день, Илья Ефимович, – поздоровался я с художником в коридоре, куда меня привёл призванный в помощь один из студентов. – Позвольте представиться, флигель-адъютант его императорского величества, Генерального штаба капитан Аленин-Зейский Тимофей Васильевич.

– Приятно познакомиться со столь заслуженным для своих лет боевым офицером, – взгляд художника уважительно обежал мои награды, особо остановившись на золотом эфесе шашки с Георгиевским темляком и Аннинским крестом. – Что вас привело в нашу Академию, Тимофей Васильевич?

– Илья Ефимович, мне надо проконсультироваться с вами по весьма важному делу, и если можно – наедине.

Удивлённый художник в молчании провёл меня в свой кабинет. Идти пришлось довольно-таки долго. Лишь войдя в помещение и закрыв дверь, Репин спросил:

– Итак, что вы хотели у меня спросить наедине?

– Илья Ефимович, мне нужен художник-портретист, который смог бы по описанию изобразить лицо человека, – ответил я.

– По описанию?! Хм… Оригинально… – профессор живописи задумался. – Очень интересная задача… Да что же это я! Проходите, присаживайтесь, Тимофей Васильевич.

С этими словами Репин указал на одно из трёх кресел, стоявшее рядом с небольшим круглым столиком. Кабинет был большим, кроме этого столика был и диван, и письменный стол, и рабочее место с несколькими мольбертами. Художник, сев в соседнее кресло, произнёс:

– Это действительно интересная задача для художника. Наверное, лучше всего вам бы подошёл Серов Валентин Александрович. Великолепный портретист, просто замечательный! Но он сейчас в Париже, а вам, насколько я понял, надо срочно?

– Вы правы, Илья Ефимович, очень срочно.

– Тогда порекомендую своего ученика Куликова Ивана Семёновича. Очень одарённый молодой человек. Будет замечательным художником, поверьте моему опыту. Единственное… Он из крестьян. Его отец был крепостным. Это не помешает? – Репин вопросительно посмотрел на меня.

– Лишь бы смог сделать то, что от него потребуется. А что надо сделать, я уже объяснил.

– Тогда я сейчас пошлю за ним, а потом мы здесь проведём эксперимент, – профессор живописи азартно потёр ладони между собой. – Вы будете нам описывать какого-нибудь вашего знакомого человека, а мы вместе с Иваном Семёновичем попробуем его изобразить. Честно говоря, просто не терпится взять в руки карандаш.

Пока ждали Куликова, Репин рассказывал о своих учениках, деятельности академии, успехах русских художников на международных выставках. Мне же оставалось только кивать и вовремя вставлять междометия.