Владимир Панин - Ленинградский меридиан [litres]

Трагедия 38-й армии вкупе с неудачей харьковского наступления стала последней каплей, переполнившей чашу терпения Сталина. Он снял маршала Тимошенко с поста командующего вновь созданным Сталинградским фронтом и заменил его генералом Гордовым.

Тем временем командующий Южным фронтом генерал Малиновский, выполняя приказ Ставки, отводил свои армии за Дон, который, по замыслу Ставки, должен был стать оборонительным рубежом на пути немецких войск. Москва не строила больших иллюзий, что потрепанные войска смогут остановить на восточном берегу Дона немецкую «паровую машину», но считала его серьезным рубежом, способным помочь выиграть время для подтягивания и переброски резервов.

Главным центром обороны на Нижнем Дону Ставка не без основания считала Ростов. После декабрьских боев город был основательно укреплен. Подступы к нему прикрывали минные поля, противотанковые рвы и надолбы, а также бетонные укрепления. Все это предполагало, что борьба за город будет долгой и сложной, но этого не случилось.

Не сумев разгромить соединения 9-й и 24-й армии, танковые соединения генерала Маккензена взяли реванш при штурме Ростова. Совершив стремительный рывок с плацдарма у Перебойного 19 июля, немецкие соединения уже утром 22 июля ворвались в пригороды Ростова.

Причина подобного успеха заключалась в том, что наступавшие немецкие дивизии были полностью моторизированы, тогда как обороняющие Ростов части 56-й армии имели в своем составе всего двадцать пять танков, из которых восемнадцать были Т-60 и Т-26. При этом отошедшие к Ростову соединения понесли серьезные потери в предыдущих боях и заняли оборону, не имея возможности как следует изучить свои участки.

Увязнув в уличных боях, немецкие танкисты должны были дожидаться подхода пехотных соединений. С их помощью они смогли взять город штурмом, за два дня сломить ожесточенное сопротивление защитников Ростова.

Особенно упорные бои шли в центре города, где немцам при помощи полевых орудий и штурмовых групп приходилось зачищать буквально каждое здание, каждый дом. Только утром 25 июля генерал Маккензен сообщил наверх, что Ростов полностью очищен от войск противника.

Сковав противника хоть на время боями под Ростовом, комфронта сумел отвести войска за Дон, но спасенные от окружения армии имели один, но очень существенный недостаток. Все они были малочисленными и не могли дать полноценный отпор нацеленному на преследование противнику. Общая численность войск Южного фронта не превышала 100 тысяч человек.

Кроме этого, в ходе отступления за Дон было оставлено противнику все тяжелое вооружение, включая гаубицы и минометы. В лучшем случае, что могли советские войска противопоставить танкам и моторизованным соединениям вермахта, это сорокапятки и семидесятишестимиллиметровые полковые орудия.

Впереди у отступающих войск к Кавказу была пролегающая через открытое на многие сотни километров пространство, на котором растянутые колонны были легкой добычей для авиации противника.

От полного уничтожения войск Южного фронта спасла директива Гитлера о временном изъятии у группы армий «А» двух танковых подразделений и передача их группе армий «Б» для скорейшего взятия Сталинграда, что, подобно магниту, притягивал к себе все помыслы фюрера.

Такое положение дел давало войскам генерала Малиновского спасительную передышку для отхода, но не более того. Разгромив Южный фронт, немецкие соединения получали возможность безостановочно продолжить наступление к Кавказу, захватывая территорию и ресурсы, затрудняя оборонительные действия советских войск на этом направлении.

Именно разгром войск Юго-Западного фронта, оставление Ростова и Новочеркасска без серьезного сопротивления и породили знаменитый приказ Ставки за № 227. В нем вся вина была возложена на командование фронтов, и вслед за маршалом Тимошенко был смещен со своего поста и генерал Малиновский.

Многие упреки, сказанные в его адрес Ставкой, были не вполне правомерными, но в любом поражении всегда виновен командир. Родион Яковлевич с честью выпил свою чашу позора, но не сломался и вскоре смог доказать блестящими победами ошибочность принятого в отношении него в июле 1942 года решения. Но все это будет потом, а пока фашистские захватчики рвались к Сталинграду, Кубани и Северному Кавказу, стремясь захватить их нефтяные и хлебные богатства, перерезать движение по Волге и захватить Новороссийск, ставший главной базой Черноморского флота.

Артобстрел – это неизбежное зло при любой осаде, но при осаде Ленинграда большая часть выпущенных немцами снарядов падали не на оборонительные укрепления советских войск, а исключительно на сам город. Сотни и тысячи снарядов и мин еженедельно методично разрушали жилые районы города, который на всех картах противника обозначался как Санкт-Петербург.

Именно так по приказу фюрер обозначался город на Неве во всех штабных документах и картах вермахта и никак иначе. С самого начала войны Гитлер придавал захвату Ленинграда огромное значение, а после того, как немецкие армии не смогли взять его, он приобрел для фюрера сакральный смысл. Город, носящий имя вождя мирового пролетариата, должен был быть обязательно взят и до основания разрушен. Без этого вегетарианские котлеты не лезли в рот Гитлеру и минеральная вода не лилась в горло.

Подобно древнему оратору Катону, Гитлер неустанно повторял, что Ленинград должен быть разрушен.

– Мы должны любым способом уничтожить этот оплот большевизма на Балтике, и неважно, как это будет сделано. Штурмом, систематическим уничтожением города с земли и воздуха или путем измора – это все частности. Главное – стереть его с лица земли раз и навсегда! Ради этого мы провели тотальную мобилизацию в Германии и в союзных нам странах. Все собранное в результате этих действий должно обеспечить нам коренной перелом на Восточном фронте в кампании этого года против большевиков. Два их главных города на юге и севере страны – Сталинград и Петербург – падут, после чего основные военные действия в России будут завершены! Лишенные своих двух главных идеологических символов, русские полностью утратят веру в победу и обязательно покоряться нам! – торжественно вещал Гитлер, приводя в восторг Геббельса и вызывая плохо скрываемое раздражение у Гальдера.

Представитель прусской военной касты откровенно не одобрял фанатичное упорство Главнокомандующего сухопутных войск Германии в отношении Ленинграда. Его душе были ясны и понятны строки военных приказов и директив, издаваемых фюрером, но приказ о методичном уничтожении городской инфраструктуры Ленинграда огнем осадной артиллерии и бомбежками вызывал у Гальдера неприятие и раздражение.