Александр Плетнёв - Проект «Орлан»: Одинокий рейд. Курс на прорыв. Фактор умолчания [сборник litres]

Во-вторых, темнело.

Поэтому, посовещавшись, предприятие решили отложить на раннее утро, когда предсказуем полный штиль.

Вот он и вскочил ни свет ни заря, наблюдая, как медленно и величаво сходятся две махины.

За эти несколько минут сближения луна успела передать эстафету солнцу, и серая громада тяжёлого крейсера набирала цвет: сначала подкрашенный зарёй, с чёрными острыми тенями, потом кровавость слизнули полноценные лучи солнца, чётко обнажив следы недавнего боя. Цвет побед и поражений… оказавшийся одинаковым: обгорелая краска чёрными закопченными проплешинами вокруг ран-попаданий и поджаренный стартовиками ракет металл у крышек пусковых шахт.

«Настоящий вояка!» – с ноткой зависти подумал Саможенов.

Як-38 не имел специального рыма для подъёма краном – машину следовало охватить в нужных местах тросами (чтобы случайно не повредить тонкие законцовки авиатехники). Команда «Петра» этих нюансов не знала, поэтому на крейсер отправили лётных техников с «Минска».

Саможенов видел, как катер скрылся за крейсером, подходя к правому борту, где у того был трап. Высадил людей (фигурки появились на юте) и вскоре снова вышел из-за среза кормы, пристроившись в кильватере. После перегрузки самолёта он же должен был забрать и техников и пилота.

А ещё Саможенов отправил офицера с запиской командиру крейсера, с предложением заглянуть, так сказать, в гости.

На юте «Петра Великого» сновали фигурки, тягая туда-сюда стальные тросы, заводя под самолёт. На фюзеляже «танцевала» пара человек, размахивая руками, принимая концы.

Авианесущий крейсер пристроился правым бортом, полубаком, свесив на траверс стрелу крана. Стальной гак заметно болтался, и чтоб никто не получил по балде тяжёлой железякой, на нём был закреплён лёгкий трос – своеобразная выброска, за которую ухватился принимающий матрос, потянув на себя, стабилизировав систему.

Зацепились, повозившись ещё немного. Наконец, примерили одинаковую длину строп, подвели их под фюзеляж, дав отмашку: «Вира!»

На лебёдке стали выбирать вверх, машина повисла, слегка клюнув на нос, закачалась. Её удерживали на вытянутых концах с четырёх сторон, постепенно травя по мере подъёма.

Отпустили.

«Як» свободно повис, неторопливо пополз по воздуху на другой борт, где приняли болтающиеся верёвки (концы), не позволяя самолёту вращаться или раскачиваться. Затем аккуратно опустили на принимающую палубу.

Дело сделано. Корабли стали расходиться.

Командира «Петра Великого» встретил на палубе, как и предлагал, без всяких там…

В общем, буднично – просто поздоровались, представились, пожав руки. Прошли в салон флагмана.

Сели за стол, где уже заранее пари́л кофейник. Протянул папку с кодами, таблицами, гостеприимно разлил по чашкам, поглядывая украдкой на гостя – мужика за сорок (практически одногодки). Тот надел немного пижонские очки в золотой оправе, бегло просмотрел записи.

Собственно, ничего там экстренного не было, справлялись и по внутриэскадренной УКВ, но до Камрани им вместе топать суток девять, а потому некоторые моменты следовало согласовать. Отдельной планшеткой лежали шифры на приёмный центр «Марево». Под «Петра» был выделен специальный канал оперативной связи с непосредственным выходом на Горшкова.

Перед Саможеновым сидел слегка уставший, видно не выспавшийся, но совершенно невозмутимый, можно сказать, расслабленный человек, в обычной синей тропичке (ну, или почти в обычной). На груди над кармашком – с одной стороны фамилия, инициалы.

С другой – «флот России». Надпись, видимо, была выбита жёлтым цветом, но аккуратно замазана чем-то чёрным. Шеврон на рукаве тоже был обработан, но всё вполне читалось.

Вот это «России» больше всего интересовало Саможенова. И смущало… если это можно было назвать смущением. Так и хотелось задать ильф-и-петровское: «В каком полку служили?»

Но в то же время Саможенов не забывал, что перед ним сидел командир корабля, на счету которого потопленный авианосец под американским флагом.

«Интересно, а он сам-то знает?»

Поэтому начал уж точно с обоюдно приятного.

Терентьев на фразу Саможенова: «А американский авианосец… таки утоп!» отреагировал весьма спокойно, словно каждый день пускал на дно эти самые американские авианосцы.

На самом деле, просто не пожалев в залпе столько «гранитов», был верен в успехе. Наоборот, удивился, переспросив:

– Таки́? А что, не сразу?

Чем, видимо, тоже озадачил собеседника.

– Признаться, не знаю. Мне главком лично сообщил данные фоторазведки… Но видимо, да – не сразу…

«А надо бы узнать… сколько ракет попало, под каким углом, какие повреждения получил и последствия. Для оценки возможностей и эффективности оружия. Работка для разведки, конечно…»

Вслух поинтересовался:

– А известно что-нибудь по атаке английских кораблей?

– Тут мало информации. Или до нас на ТОФе туго доходит. Но… сорока на хвосте принесла, что англичане списали лёгкий авианосец. Может, что-нибудь добавите от себя?

«Значит, тоже без подробностей», – резюмировал Терентьев.

Ему не особо хотелось хвалиться, но видя неподдельный интерес собеседника, пожал плечами:

– Эсминец в артиллерийской дуэли потопили. Возможно, ПЛ «эрбэушками». И летательных аппаратов немного. Они, естественно, будут упорно секретить потери. Но думаю, что так или иначе правда просочится через какое-то время.

– В общем, неплохо порезвились, – Саможенов растянул лицо в душевной улыбке.

Типа, ну как же хорошим людям не порадоваться, когда врагу подляна! Этим неожиданно расположил к себе, на что Терентьев, покрутив свою пустую чашку, заметил:

– Хороший кофе… но «за встречу» слишком слабый напиток, тем более для русского человека.

Саможенов, конечно, к такому повороту подготовился. Достал коньяк.

– Для русского человека – водку бы… Но! Вот… из личных запасов… Как и кофе.

С сервировкой, правда, подкачал, налив в обычный гранёный стакан.

– Ого! Полный! – немного опешил Терентьев. – С утра-то?

– Но это ж не шампанское! А мы не аристократы-дегенераты.

Посмеялись. Но себе Саможенов плеснул самую малость.

– А сам-то что?

– Почки… – и спохватился: – Погоди, а закусить!

На закуску оказалась шоколадка. Заедая, Терентьев причмокнул:

– Горький… хороший советский шоколад. Сто лет такого не ел.

Вот тут Саможенов не утерпел:

– Я хотел спросить… – не договорил, прищуром указал на шеврон, где угадывался Андреевский флаг.

– Маркером замазал, чтоб народ не смущать, – ответил Терентьев.

И наконец, допёр, зачем было это неофициальное приглашение.

«Секретность на высшем уровне, что даже командир группы не во всё посвящён! И вот ведь какая заковыристость. Мы почти одногодки. Он даже постарше будет. А по линии времени он родился раньше, а значит, вроде как старше. Но из-за этих знаний будущего я сейчас ощущаю себя глубоким, умудрённым опытом стариком. Как будто к моим сорока семи прибавить эти будущие тридцать три! И мне все восемьдесят! Одуреть!»