Александр Плетнёв - Проект «Орлан»: Одинокий рейд. Курс на прорыв. Фактор умолчания [сборник litres]

«Вот чертовка! Сумела ж пробудить древние инстинкты…»

Обменялись «сорри», при этом майор норовил ляпнуть «пардон» и закрутить воображаемый гусарский ус.

«Вот как они это умеют?»

В бокале, судя по запаху, шампанское, в другой руке корзина со снедью и главенствующей бутылкой. Галантно отобрал.

Пояснила: «Их каюты с Мэрилин рядом, сейчас оттуда такие звуки, что ей совсем не уснуть. Решила выпить, а пить в одиночестве не привыкла».

«Ох-хо-хо! – Почувствовал характерные приливы и отливы, украдкой скосив глаза – не сильно ли выпирает. – Какая завязка! Есть старая, как мир игра, между мужчиной и женщиной… что нам навязана природой».

В иной бы ситуации он это принял как недвусмысленное предложение. Но американочка совершенно искренне хмурилась, говоря о шуме за переборкой, без пошленьких намёков и кокетства.

«Хрен поймёшь эту мало того что иностранку… замужнюю… так ещё и в непонятном статусе свободной пленницы».

А в голове ещё и жужжала муха подозрительности, которую он отгонял, а она настырно садилась на гипофиз, счищая с крылышек какашки надуманной паранойи.

«Хотя… капни коварно мне в бокал снотворного – я и готов!»

Конечно, он не смог ей отказать. Конечно, не смог отказать себе.

«Один чёрт я её кислятину пить не стану – пару глотков виски за компанию и всё. А то этот „канадский“ все глаза уже измозолил».

Ходовой мостик радовал штатным спокойствием в показаниях и индикаторах. Выставили из корзины закуску. Налил ей. Себе плеснул крепкого… самую малость, искоса поглядывая на реакцию – точёная спинка как обратная сторона луны, изображала холодную недоступность. А луна за остеклением рубки продолжала взывать в нём волка и кобеля…

Подошёл, предложил бокал. Вздрогнула, оглянулась испуганной газелью:

– Извините, я, наверное, пойду… глупо было…

Перевод дался легко – читалось по интонациям, по эмоциям…

«Что ж ты, девочка – поддалась порыву, услышав, как двое в соседней каюте зажигают? А теперь, когда вот оно – рядом, села на „испуг“ и включаешь „заднюю“. Смелей, смелей, девонька. На, выпей, алкоголь раскрепощает».

Она по-прежнему стоит спиной, но хватательный рефлекс нормальный – бокал в руке, к губам, из сосуда в сосуд, пузырясь игристым.

Свободная рука сама легла на изгиб талии, спускаясь ниже, не находя под тонкой тканью платья и намёка на нижнее бельё. И это сказало сразу и обо всём.

Прижался сзади, к самому уху, шалея от близости, скидывая лишнее с неё, с себя, шепча, совершенно не заморачиваясь, понимает ли она его слова или нет… Бормотал всякую ерунду, словно кошке или собаке, которые воспринимают человеческую речь по обертонам и тембру:

– А ты притронься! Возьми… сожми покрепче! Он сейчас совсем дурак и боли не почувствует. Сейчас он голодный щенок, но ищущий отнюдь не мамкину сиську. Сейчас он бездоказательная формула линейных чисел… и стая собак, устроивших свадьбу в февральские морозы прямо посреди шоссе, не обращая внимания на гудки автомобилей… точечная частица материи и квантовая суперструна, которая фактически лишь теория, потому что ты тут… и я, который быть тут не должен…

Хотел привычно выйти в конце, но вдруг понял свою полную безответственность и… и ох! Отпустил… привет из будущего и прошлого, из России, от славян, от скифов… на благодатную американскую пашню.

А она и не противилась, не возмутилась, выполняя ту замечательную женскую партию с криками, дрожью и конвульсиями… до выдоха-стона.

Потом медленно оделись. Ещё выпили. Чиркнул ей зажигалкой, сам вонзился в бутерброд и только потом поддержал табачно-дымную компанию. Молчали. До первых окурков. Потом она с интересом спросила:

– Почему мужчин после секса так пробивает на еду?

– Инстинктивное желание восстановить потери. У меня всегда после этого приступ спонтанного голода.

– А почему всем мужчинам так необходимо иметь много женщин? Мой… – она повела рукой с сигаретой, – не пропускал ни одной юбки.

– Не приходилось видеть, как собаку-кобеля отпускают с поводка за ограду?

– О! Да, – она усмехнулась, – на ранчо. Кобель начинает над каждым деревом задирать лапу и метить.

– Вот так и мужчины, норовят пометить каждую самку. Суть – оплодотворить. Установка природы на размножение.

Она захохотала, затем как-то с интересом взглянула на собеседника. Хотела что-то сказать, но лишь кивнула, скорей сама себе. Дополнив пепельницу, неожиданно заявила, что пойдёт уже спать.

– Я провожу, – на автомате предложил майор.

– О’кей, – ответила почти равнодушно.

Поднялся по зудящему будильнику ручных часов. Блудоночь прошла. Даже сны какие-то закрученные снились… короткие, яркие, тревожные, в урывках, когда беспокойно просыпался, прислушиваясь – всё ли нормально?

Не пытался их припоминать – смахнул, стараясь прогнать прочь их неприятный и тревожащий осадок.

«Сны – помойка сознания!»

Летёха сидел в кресле, вывалив ноги на пульт.

Пересменка ночью прошла сумбурно. Майор выдал устные наставления. Но взглянув на опухшего от женской постели молодого парня, накатал ещё и подробную инструкцию прямо в чужом вахтенном журнале.

В этом же журнале сейчас бегло просматривал новые записи. Лейтенант дурака не валял, уже с утра выставив крайние координаты и прочертив курсовую линию.

– Как вахта?

– Всё спокойно.

– Эфир не гонял?

– О, чего-то нет. Хочешь, давай сейчас…

– Попозжа. Спать пойдёшь?

– Не-е. Расхотелось. – На лице лейтенанта блуждала улыбка. Он выжидающе поглядывал, пока командир закончит свои дела. Видимо, хотел что-то рассказать, посмаковать ночь, но Харебов его не поддержал.

Вскоре проснулись девочки, и летёха умотал. На ходовой мостик никто не наведывался. Харебов неожиданно для себя стал томиться. Лезли воспоминания ночи. Почему-то думал, что утром она придёт, но – нет. И от этого вся самцовая бравада одержанной сексуальной победы нивелировалась.

«Словно оголил частичку себя, отдавая. Отдавая на рассмотрение, и не заметил, как тут же обглодали до косточек».

Потянуло запахом с камбуза, начиная уже подёргивать за струнки нетерпения. И жрать уже хотелось, и старика-кэпа выгулять надо, и сеанс связи скоро. Да и вообще надо посадить лея за приёмник – пусть основательно шкалу погоняет. Может, «Петра» удастся словить?

А когда услышал торопливый топот, то понял, что что-то случилось.

– Я на корму – «камова» осмотреть, может, тент поправить, – с ходу начал запыхавшийся лейтенант, – потом свесился над бортом… просто по ходу посмотреть, как воду режем. Смотрю, а из иллюминатора штырь-железяка торчит. Прикинул примерно, а это каюта капитана!

Выскочили на палубу, выглянув вдоль борта – штыря нет!