Александр Плетнёв - Проект «Орлан»: Одинокий рейд. Курс на прорыв. Фактор умолчания [сборник litres]

Соосные «камовы», роясь неотвязными мухами на дальних рубежах ордера, нет-нет да и подкидывали предупреждения об акустических контактах с неизвестными подводными лодками.

Приходили сообщения и от дизелюх дивизии подплава – на маршруте вытеснено минимум две иностранные субмарины.

На самом деле американским ПЛ, для того чтобы постоянно сопровождать советскую эскадру, надо было двигаться тем же 16-узловым ходом, а на такой скорости даже хвалено-тихие «лос-анджелесы» вполне «читались» средствами противолодочной обороны.

Что касается погоды – полученная метеосводка обещала лишь на ближайшие полусутки сравнительно умеренный ветер. Но уже к вечеру волнение на море должно было вырасти на два-три балла, и это не предел. Что было не удивительно – при безусловности вхождения в зону влияния Лусонского пролива, где проход между Филиппинами и Тайванем характеризовался бесконечным перемещением и перемешиванием океанской массы с водами окраинного (Южно-Китайского) моря.

Именно здесь закручивалась вся местная «кухня погоды», нередко рождая тайфуны.

Эскадренную скорость на время операции бункеровки опустили до девяти узлов.

Сопровождавшее «Петра» охранение расступилось, пропуская к крейсеру судно обеспечения – танкер комплексного снабжения «Борис Бутома», который начал схождение, пристраиваясь к левому борту тяжелого крейсера.

Скопин вышел посмотреть на действо с крыла оперативной рубки и только сейчас вспомнил об обещании, данном московскому полковнику. Поманил матроса-вестового, распорядившись отыскать особиста и пригласить сюда же. Слышал из открытой рубочной двери, как того вызывали по «громкой».

В дополнительном снабжении нуждались еще два корабля эскадры – БПК «Строгий» и «Гневный», которые активно поддерживали вьетнамцев в Тонкинском заливе и не успели в связи со срочным выходом эскадры пополнить танки в Камрани.

Противолодочники аккуратно провели эволюции сближения, каждый по-своему намереваясь пристроиться к танкеру.

Сразу четыре корабля сошлись на крайне малом пятачке водной поверхности… расстояния между участниками составляли меньше кабельтова и выверенно сокращались.

Обеспечителя, по сути, взяли в неполную «коробочку»: по обоим бортам и с кормы, осуществляя одновременную передачу топлива траверзным и кильватерным способами. «Бутома», будучи центральной фигурой в связке, становится «уравнителем», то есть – судно следует постоянной скоростью и курсом… Маневрируют, выдерживая дистанцию и интервалы, присосавшиеся корабли.

На «Петре» у приемного места уже выполнили все необходимые меры: расставлена с противопожарными средствами вахта из дивизиона живучести, палуба вокруг облита из брандспойта, проверив – стекает ли вода со шпигатов, командир БЧ-5 доложил о готовности к приему топлива. Подняли флаг «Н» [286] Флаг «Н» («Наш») поднимается на кораблях при производстве практических стрельб, приеме опасных грузов (боезапас, топливо). .

Балом правил «главный палубный» – боцман, руководя управлением электроприводов.

С крейсера был подан заведенный за лебедку трос, по которому затем протащили резиновый шланг. Матрос на приводе, в зависимости от изменений дистанции и качки, выбирал слабину, не допуская сильного провисания или не дай бог обрыва.

На самом деле процедура мало того, что сложная, требующая определенной филигранности, но… что уж – для «Пети» и довольно редкая. На памяти Скопина, всякий раз при необходимости принять твердый или жидкий груз (тот же керосин для вертолетов) все происходило либо в базе, либо на якорных стоянках у бочки.

Сразу нашлись любопытные, кому нечем себя занять, высыпав на все открытые площадки и мостики корабля… поглазеть.

А там, внизу, что-то не получалось – трос удерживался в правильном балансе, шланг завели, но у приемного патрубка возникла заминка… слышались отзвуки недовольного боцмана. А затем и вовсе пошел мат-перемат – по палубе растекалась черная лужа мазута!

– Вот бл… – выругался кавторанг, окликнул дежурящего в рубке мичмана. – Позвони на «левый», узнай, что у них там стряслось, черт возьми!

Сам снова свесился вниз, облокотившись на планширь.

– Шланг соскочил с рожка, – быстро выяснил суть проблемы мичман, – но уже все нормально. Пошло наполнение!

– Сам вижу, – проворчал, не оборачиваясь, Скопин.

С «Петра» на БПК дали флажную отмашку, и оба противолодочника практически одновременно и не в пример быстрее отработали контакт, отсигналив о начале приема топлива.

– Утерли нам нос, – проворчал кавторанг.

От дальнейшего созерцания его отвлек дисциплинированный вестовой, оттарабанивший «тащ ка-атан вторанга, приказание выполнил!».

За спиной матроса маячил тяжелым взглядом полковник КГБ.

– И что он тебе? – вечером спрашивал Харебов. – Вербовал?

– Погоди, вскорости и до тебя доберется, – состроил зловещую рожу Скопин.

– Фы, удивил. Он и три его летёхи-зама и без того всяко нос везде суют. Вот и ко мне на дискотеку заглянул (я на «портаче» старые кассеты переслушивал от скуки), подсел на чай, приобщиться, так сказать, к прекрасному и запрещенному – у меня как раз «то ли птицы летят перелетные, то ли крысы бегут с корабля» [287] Из песни группы «Воскресенье». крутило.

– И что тут запрещенного? Крысы – диссиденты-иммигранты.

– Так крысы с корабля бегут, когда корабль тонет – прямая аналогия с развалом Союза.

– Надо же. Никогда не вникал. И строгий полковник тебя пожурил?

– Нет. Мы еще «Машину» пару треков прогнали, и он радостно утопал.

– Не люблю я его.

– Кого? Особиста?

– Макаревича.

– Чего вдруг? После Крыма? Когда он там что-то с либерально-оппозиционной платформы провякал?

– Да нет. Раньше, – чуть потянул молчанием, вороша прошлое. – На самом деле когда-то в сопливом отрочестве я не то чтобы фанател, но сам, наверное, помнишь – кассетники… слова в блокнотик переписывали… и под гитару самое распеваемое. А потом как-то после «перестроек», когда «оно» разбогатело, зазвездилось, передачу с ним случайно посмотрел: какой он весь из себя замечательный дайвер, всякие там поиски морских сокровищ и все такое. Ему интервьюер: «А вот поднять со дна танк» (сейчас не помню, но вроде речь шла о затонувшем ленд-лизовском судне). А этот снобом снисходительным в ответ: «Молодой человек, да вы что! Где я и где танк». Типа грубое железо не для него, а только золотишко, побрякушки, амфоры-клады. Честно… противненько стало. А позжа́ вообще довелось воочию увидеть. Да еще вблизи.

– На концерте?

– Нет. У меня к 1998 году два отпуска накопилось, подался к родне в Москву.