Анатолий Дроздов - Кровь на эполетах [СИ]

— Разве что изредка для сугреву, — смилостивился я. — Но не каждый день как сейчас.

Разговор имел последствия. Тем же вечером ко мне заявился фон Бок.

— Мой труг Ефим сказать, что вы запрещать ему пить вотка, — сообщил недовольно. — Warum [45] Почему? (нем.) ?

— У него порченые кровяные жилы, — ответил я по-немецки. — При такой болезни нельзя. Может разбить паралич.

— Меня проверять, — сказал немец, подумав, и стал стаскивать с левой руки мундир.

Замер показал 140 на 90. Плюс-минус лапоть, конечно, на таком приборе, но результат понятен.

— У вас тоже повышенное давление, — «обрадовал» я капитана.

— Вотка пить найн? — огорчился фон Бок.

— Одну чарку в день можно, — разрешил я.

— Айн чарка? — огорчился пруссак.

— Можно две, но тогда в следующий день ни одной.

— Цвай чарка айне ден, — кивнул капитан. — Нул на цвайте ден. Ефим?

— Тоже так, — махнул я рукой. Все равно Кухарев не удержится. Пусть хотя бы умерит аппетит.

— Гут, — улыбнулся пруссак. — Данке.

Следующим пришел Семен – у него с давлением оказалось в порядке, чему друг обрадовался. Лишать себя удовольствия опрокинуть чарку-другую – наказание. Затем за мной приехали от Паскевича. Слух о странном капитане, который был лекарем во Франции, где научился определять порченые жилы у человека, со скоростью молнии распространился по лагерю. Была ли тому причиной скука или отсутствие развлечений – армия два дня простояла у Малого Ярославца без движения, но я внезапно стал необыкновенно популярен у высшего командования. За день измерил давление у полутора десятка генералов – некоторых огорчил, а других, наоборот, обрадовал. Заработал больше ста рублей – генералы не скупились. Я пытался отказываться от денег, но меня не слушали. Будь я военным лекарем – понятно, ему по службе положено. А так строевой офицер, да еще не в прямом подчинении, одолжение делает. Извольте получить за визит, и не менее пяти рублей, реноме генерала нужно блюсти. В конце концов я махнул рукой, и стал принимать деньги. С генерала шибко не убудет, а мне пригодятся.

Вечером меня потащили к Кутузову.

— Говорят, голубчик, что ты лечишь людей по французской методе? — встретил меня вопросом светлейший.

— Не лечу, а ставлю диагноз, ваше светлость, — возразил я. — То есть выявляю хворь, в частности, порченые жилы.

— Меня посмотреть можешь?

— Разумеется, ваша светлость! — поклонился я. — Обнажите левую руку до локтя и сядьте к столу.

Денщик помог Кутузову стащить сюртук [46] Военный сюртук – повседневная форма русского офицера, носился вне строя. – главнокомандующий обычно ходил в нем, надевая мундир только по особым случаям, и закатал ему рукав на руке. Я положил на нее линейку и провел над ней кольцом. 180 на 100. Плохо, но я ожидал худшего.

— У вас повышенное давление крови в жилах, ваша светлость, — сообщил я Кутузову.

— А теперь ему проверь! — указал светлейший на денщика.

Сомневается… Я подчинился. Кольцо показало у денщика нормальное давление, о чем я и объявил. Кутузов пристально наблюдал за моими манипуляциями.

— Прошка, конечно, здоров, как бык, — заключил светлейший по завершению процедуры. — Молодой же. А как быть мне, старому? Готовиться к параличу?

Ага, кто-то уже рассказал. Здесь, кстати, паралича боятся. Он и в моем времени не подарок. Внезапная смерть от инсульта по здешним представлениям – тоже плохо. Одно дело в бою, перед которым ты исповедовался и причастился у полкового батюшки: тогда – сразу на небо, минуя мытарства. Умереть же без покаяния – обречь душу на муки.

— Паралич вам не грозит, ваше светлость, — успокоил я Кутузова, использовав послезнание. — А вот на сердце эта хворь влияет. Рано или поздно скажется.

— Это я понимаю, — кивнул светлейший. — Лет-то мне сколько? Старость не лечится. Или ты умеешь? — он глянул на меня единственным видящим глазом.

— Нет, — покрутил головой я. — Но вот облегчить ваше состояние попытаюсь. Прикажите варить вам свеклу в кожуре, и пейте тот отвар натощак и перед потреблением пищи три раза в день по кружке с ложкой меда.

— И все? — удивился Кутузов. — Считаешь, поможет?

— Непременно, — заверил я. — Легче станет. Одновременно исключите из рациона жирное мясо. Тощее есть можно, но вареное. Жирную рыбу употреблять можно и даже нужно. Еще кашу на постном масле, постные щи и борщ, свежие овощи и фрукты. Все это помогает при хвори.

— Запомнил, Прошка? — повернулся светлейший к денщику.

— Так точно, ваша светлость, — поклонился тот.

— Иди.

— Считаешь, доживу до конца кампании? — спросил меня Кутузов, после того как денщик вышел.

— Ручаюсь! — ответил я.

— Это хорошо, — кивнул главнокомандующий. — Молил Господа позволить увидеть, как последний француз покинет русскую землю, но не чаял. Сердце истрепалось, ноет каждый день. Обрадовал ты меня, капитан. Верю, ибо предсказания твои сбываются. Повернул Буонапартий к Смоленской дороге, бежит от нас. Будем гнать, пока не покинет пределы Отечества. А теперь проси. За подвиг твой под Малым Ярославцем я государю написал, к ордену представил. С этим кончено. Чего хочешь за предсказание и лечение?

— Позвольте мне образовать из моего батальона летучий отряд и отправиться в тыл к французам.

— Тебе мало наград? — поднял бровь Кутузов. — Знаешь, сколько офицеров просится в вольные охотники, и сколько такое позволение уже получили? Давыдов, Сеславин, Фигнер… Все тщатся бить неприятеля, перехватывать его обозы и курьеров, брать в плен отставших. Нужное и полезное дело, но таких отрядов у меня много. К чему еще один, да еще из егерей? Тут кавалерия нужна.

— Мы не станем делать то, чем заняты другие.

— Чем займетесь?

— Будем лишать неприятеля артиллерии.

— Это как? — заинтересовался Кутузов.

Я рассказал.

— Любопытно, — хмыкнул светлейший. — А ведь прав ты, капитан! И почему более никто до этого не додумался? Умен, умен, — он шутливо погрозил мне пальцем.

Я принял скромный вид – дескать, не нужно оваций. Мы ради Отечества.

— Дозволяю! — сказал Кутузов. — Чего тебе для таких диверсий нужно?

— Вот! — я достал из-за обшлага мундира заранее заготовленный листок, развернул его и протянул светлейшему. К начальству нужно ходить подготовленным.

— Полушубки, валенки, теплые портянки и шапки для солдат, — стал читать он. — К морозам готовишься?

— Не сегодня-завтра грянут, — пожал плечами я.

— Пожалуй, — согласился светлейший и вернулся к списку. — Сани? Они-то зачем?

— Для перевозки провианта и припасов, а еще пушек.

— Пушек? — удивился Кутузов. — На санях?

— По снегу их тащить легче. Доставили орудия на позицию, скатили с саней – и стреляй. Завершили пальбу, закатили обратно и скрылись.