Анатолий Дроздов - Кровь на эполетах [СИ]

— А еще отстояли Малый Ярославец, — добавил я. — Одним батальоном против корпуса. Не позволили французам навести переправы до подхода наших войск. За то государь и пожаловал мне орден, — я коснулся креста на шее. — Георгий четвертого класса у меня к тому времени уже имелся. Получил за Бородино.

У прапорщиков отвисли челюсти. Вот так, мальчишки! Это вам не титулами козырять.

— Расскажите, господин капитан! — выдохнул Голицын.

— О чем? — поинтересовался я. — О сражении под Смоленском и в самом городе? Или о битве под Бородино, где стояли на Семеновских флешах? Жаркое было дело. Или об уже упомянутом Малом Ярославце? О диверсиях нашего летучего отряда на пути к Смоленску? Мы тогда лишили неприятеля пятидесяти орудий. Я полгода в непрерывных боях и сражениях, видел и испытал многое.

Прапорщики переглянулись.

— Про Бонапарта! — решительно сказал Толстой.

— Что там рассказывать? — пожал я плечами. — Встали в засаду у дороги, дождались кортежа Бонапарта и выпалили из пушек и ружей. Тут узурпатору и конец пришел. Забрали его мертвое тело и отвезли в Оршу.

— И все? — удивился Голицын. — Неприятель так просто позволил?

— Нет, конечно, — кивнул я. — Пришлось пострелять немного. После погоню за нами отрядили – полк кавалерии. Мы его пушками и ружейным огнем встретили. Правда, пришлось трудно. Повезло, что казаки на помощь подошли. Так что я теперь перед вами, а французов, полагаю, уже снежком замело.

— Вы немногословны, господин капитан, — вздохнул Голицын, — как и наш подпоручик. Николай Николаевич в отличие от нас успел повоевать. Дрался под Бородино, был ранен в ногу, получил золотую шпагу с надписью: «За храбрость». Но рассказывает о сем мало.

Дверь в комнату отворилась и вошел Пущин. Прапорщики вновь вскочили.

— Сидите, господа! — махнул им подпоручик и сказал мне. — Разузнал о вас, господин капитан. Сегодня не примут, его величество занят. Велели приходить завтра к семи часам вечера. Светлейший князь Кутузов дает бал в честь дня рождения государя, вы приглашены. Бал начнется в восемь, вот до него и примут.

— Благодарю, господин подпоручик, — кивнул я и встал. — Не подскажете, где тут можно найти квартиру или снять комнату?

— С этим трудно, — покрутил головой Пущин. — В городе много войск, да еще из Петербурга понаехали, — он поморщился. — Гостиницы и постоялые дворы переполнены, за квартиры просят немыслимые деньги. Разве что в зачумленных домах, но я бы не рекомендовал.

Самой собой. Не хватало еще подцепить заразу. Чума в этом времени не лечится.

— Что же делать? — расстроился я. — Не в поле же ночевать?

— Если не боитесь тесноты, могу предложить разделить со мной комнату, — сказал Пущин. — Она невелика, но весьма уютная и теплая. Для меня честь приютить человека, убившего Бонапарта.

Ага, уже знает.

— Благодарю, — кивнул я. — Непременно воспользуюсь. Кстати, господа, предлагаю без чинов. Меня зовут Платон Сергеевич.

— Николай Николаевич, — улыбнулся Пущин.

— Каковы наши действия, Николай Николаевич?

— В шесть часов нас сменит караул лейб-гвардии Гренадерского полка, — сказал Пущин. — Охранять государя – великая честь, поэтому меняемся. До этого времени можно подождать здесь. Я прикажу подать чаю.

— У меня есть бренди, окорок, французские консервы, — поспешил я. — А вот хлеба нет, только сухари.

— Найдем, — улыбнулся Пущин и глянул на Толстого.

— Распоряжусь! — сказал тот, вскакивая.

— Прикажите заодно прислать моего денщика, — попросил я…

Посидели славно. Гвардейцы оказались нормальными людьми. То, что прапора передо мной титулами козыряли, так этот от смущения – за душой-то больше ничего нет. Весть о том, что в кордегардии гостит офицер, убивший Бонапарта, чудным образом разнеслась по дворцу, через час в нашей комнате было не продохнуть. Набежали незнакомые офицеры, они представлялись, жали мне руку и просили поведать подробности. Стол ломился от бутылок и яств, которых нанесли. Кушанья, как я понял, были из дворцовой кухни, наверное, кто-то из гостей имел к ней доступ. Ели и пили стоя, разместиться сидя не было возможности. У меня от такого пренебрежения к дисциплине на лоб глаза лезли. Офицеры караула(!) пьянствуют во время несения службы! Никого это, однако, не смущало, а я благоразумно промолчал – не мое дело.

Устав повторять одно и то же (при этом услыхавшие мой рассказ офицеры не уходили, оставаясь в комнате – новых подробностей, что ли, ждали?) я предложил спеть. Этому удивились, но согласились. Пахом принес гитару.

— Героям Отечественной войны посвящается! — объявил я и тронул струны.

Летом этого года я пел эту песню в Смоленске, посвятив ее тогда героям Фридланда и Прейсиш-Эйлау. Теперь пришло настоящее время.

Я закончил петь, поставил гитару и достал часы.

— Без четверти шесть, господа. Кажется, вам, Николай Николаевич, пора на смену караула?

Офицеры поняли намек и стали расходиться. Спустя полчаса мы с Пущиным шли к его дому. Пешком. Лошади у подпоручика не оказалось, и я топал рядом из солидарности, ведя на поводу Каурку.

— У вас сегодня появилось много друзей, — сказал поручик. — Скажу честно: у нас не любят офицеров, которые перевелись в гвардию, не служив в ней изначально. У вас несколько иной случай, но все равно: новый полк, прежде бывший обычным егерским. Но теперь, когда вас узнали близко, никто слова худого не скажет.

— Все это хорошо, — вздохнул я. — Но где мне раздобыть бальный мундир? Все эти кюлоты, белые чулки, туфли? На полях сражений, сами понимаете, было не до танцев. Не подскажете?

— Даже не пытайтесь! — покрутил головой он. — Это Вильно, а не Петербург. Во-первых, отыскать практически невозможно. Во-вторых, коли и найдете, никаких денег не хватит купить. Дороговизна страшная [78] Реальный факт. Цены в Вильно на предметы роскоши были такие, что даже такой состоятельный офицер, как аристократ Чичерин, не мог купить золотые галуны для своего мундира. .

М-да, пир во время чумы.

— Идите в сапогах, — продолжил Пущин. — Государь примет вас до бала. Вы из действующей армии прибыли, а не из Петербурга. Танцевать не обязательно. К тому же сомневаюсь, что вас внесли в бальные карты, — засмеялся он. — У меня замечательная квартирная хозяйка, полька. Летом они радостно встречали Бонапарта, а сейчас в страхе не знают, как угодить. Она приведет в порядок ваш мундир, начистит сапоги, пострижет волосы. Будете выглядеть, как должно гвардейскому офицеру.