Анатолий Дроздов - Кровь на эполетах [СИ]

— Какие лапы, какой хвост? — изумилась она. — Вы о чем?

— Извините, Наталья Гавриловна, — поспешил я. — Пошутил. Вижу – неудачно. Рана моя заживает, Аграфена Юрьевна подтвердит.

— Ох, Платон! — покрутила она головой. — Что ты за человек? Слова не скажешь в простоте. Не будь раненым, так и треснула бы по лбу! И не смотри, что графиня – в простой семье росла.

Я виновато потупился.

— Нам нужно поговорить, — вздохнула Хренина.

— О чем? — спросил я.

— О Мари. Будет трудно признать ее законной дочерью. Требуется дозволение государя.

— Уже, — сказал я.

— Что «уже»? — нахмурилась Хренина.

— Не сочтите за труд, Наталья Гавриловна, подать мне это, — я указал на стоящую у стены сумку. — А то я в неглиже.

Она хмыкнула, но встала и принесла мне сумку. Я порылся в ней, достал и протянул ей бумагу.

— Читайте!

— «Божиею поспешествующею милостию, Мы, Александр Первый, Император и Самодержец Всероссийский… — забормотала она. — По прошению графа Платона Сергеевича Руцкого, за великие его заслуги перед престолом и Отечеством повелеваем: девицу Марию, 1809 года рождения, прижитую им вне брака от французской дворянки Авроры Дюбуа, считать законной дочерью означенного графа с внесением ее в надлежащем порядке в Бархатную книгу…» Погоди! — воскликнула Хренина, подняв голову от грамоты. — О каком графе идет речь?

— Обо мне, — сказал я и протянул ей вторую грамоту. — Ознакомьтесь.

— Ты – граф? — изумленно спросила она, прочитав текст. — Но как? Покойный Юрий Никитич три десятка лет верой и правдой Отечеству служил, пока титул пожаловали. Тебе-то за что?

— Повезло, — пожал я плечами. — Оказался в нужное время в нужном месте.

— Рассказывай! — потребовала она.

— На балу, который в Вильно давал светлейший князь Кутузов в честь дня рождения государя, на императора набросился обезумевший гвардеец с ружьем. Намеревался проткнуть штыком. Я закрыл Александра Павловича собой, там и получил рану, а гвардейца убил. За то и пожалован.

— Надо же! — покрутила она головой. — А как ты на балу оказался?

— По приглашению государя.

— Простой капитан?

— Во-первых, не простой, во-вторых, не капитан. Перед вами, Наталья Гавриловна, майор гвардии и офицер свиты его императорского величества.

— Чем же так отличился?

— Мой летучий отряд убил Бонапарта.

— Слыхала, — кивнула графиня. — Но не знала, что это ты.

— Если быть точным, узурпатора застрелил знакомый вам Ефим Кухарев, выпалив в экипаж из пушки. Государь щедро наградил нас за сей подвиг. Мой полк стал гвардейским, а я, как уже слышали, получил чин майора и место в свите. Еще Александр Павлович вручил мне золотую шпагу – вон в углу стоит, и вот это, — я достал из сумки перевязанную бечевкой толстую кипу ассигнаций. — Пятьдесят тысяч рублей. Тысячу фунтов пожаловал британский посланник, — поверх кипы легла пачка поменьше. — Это еще двадцать семь тысяч в русских рублях. Пятнадцать тысяч в векселях у вас на сохранении. Что скажете, Наталья Гавриловна? Гожусь я в женихи Аграфене Юрьевне?

— Ты и без них годился, — буркнула она. — А теперь… Такого жениха в любую семью примут. Экие деньжищи! Да еще титул и место при дворе. Впору спросить: годимся ли мы тебе?

— Мне никто не нужен, кроме Аграфены Юрьевны.

— Любишь, значит? — прищурилась она. — А что ж предложение не сделал? Заходила ведь.

— Побоялся, — признался я. — Дочь у меня. Как она к этому отнесется?

— Нашел, о чем горевать! — улыбнулась Хренина. — Эта маленькая француженка очаровала всех. Дворня ее на руках носит, норовит вкусненьким угостить. Груша в Машеньке души не чает, даже не скажу, кого больше любит: тебя или ее. Хочешь, позову дочку, и вы объяснитесь?

— Не сейчас, Наталья Гавриловна! — взмолился я. — На мне даже штанов нет.

— Ну, так надень! — хмыкнула она. — Мундир, ордена, шпагу – все, как надлежит. Груша это заслужила.

— Дайте мне четверть часа, — попросил я. — И велите кликнуть моего денщика…

Спустя означенное время я стоял у себя в комнате при полном параде: мундир – тот самый, от Анны, шпага на боку и орден на шее. Хоть сейчас на прием к царю. Только вот в боку колет, а на душе кошки скребут. Хренина сказала, что Груша меня любит, но так ли это? Откажет – стыда не оберусь. Хоть съезжай потом из Залесья…

В дверь постучали.

— Войдите! — сказал я.

В комнату вошла Груша. Следом явилась Глафира с Мари на руках. В ручке дочка сжимала завернутый в трубочку блин. Они-то зачем?

— Машенька пожелала вас угостить, — улыбнулась Груша и посмотрела на Глафиру. Та подошла ближе.

— Ня! — сказала Мари, протянув мне блин.

— Откусите чуток и похвалите, — шепнула подошедшая Груша.

Я послушно отщипнул зубами крошечный кусочек и закатил глаза:

— Ой, как вкусно! Спасибо, милая.

— Ня! — Мари протянула блин Груше.

Та поступила аналогично. Дочка осмотрела блин, убедилась, что тот практически не пострадал и впилась в него зубками.

— Уложи ее! — велела Груша, горничная поклонилась и унесла девочку. — Мамá сказала, что хотите говорить со мной, — обернулась ко мне Груша. — Зачем вы встали, Платон Сергеевич? И еще этот мундир…

— Так нужно, — ответил я и запнулся. С чего начать? Пока меня одевали, целую речь мысленно выстроил. Но тут дочка с этим блином… Все из головы вылетело.

— Дорогая Аграфена Юрьевна, — промямлил я. — Хотел сказать вам… — тут меня заклинило. А, будь, что будет! — Я люблю вас и прошу стать моей женой. Согласны ли вы?

— Да! — ответила она и всхлипнула.

— Что ты, милая? — я обнял ее. Она спрятала лицо у меня на груди. — Почему плачешь?

— Я так ждала этих слов, — пробормотала она. — Сотни раз в мечтах представляла. И вот ты сказал, но… — она вздохнула.

— Праздника не случилось? — догадался я. — Не было стихов, горячих объяснений?

— Да, — прошептала она.

— Услышишь. Я буду читать тебе стихи о любви, петь песни. Хочешь прямо сейчас?

Она посмотрела на меня влажными глазами.

— Хочу, — сказала тихо.

— Садись и слушай.

Я снял перевязь со шпагой, отнес ее в угол и взял стоявшую там гитару. Устроился на кровати и пробежал пальцами по струнам.

Умели предки сочинять песни. Это вам не рэп и не Шнур с его матюками.

Допеть мне не дали – распахнулась дверь, и в комнату ворвалась Хренина.

— Что тут происходит? — спросила грозно.