Игорь Журавлёв - Фантазм

Впрочем, Лена, сделав таинственное лицо, не стала посвящать Ларису в тонкости вопроса, лишь скомандовала всем следовать за ней. Они и последовали, Лариса с нарастающим интересом, Ольга – с дрожащими коленями.

А вот и Егор идет, вероятно, в кабинет на урок. Их пути пересеклись ровно посредине коридора, где и произошел тот самый роковой разговор, который вы, дорогие читатели, уже слышали.

Вы слышали, а Ольга не слышала. Она стояла, не в силах оторвать взгляд от Егора, если точнее – от его лба, за который зацепилась глазами, крепко сжав зубы и сосредоточив все свои усилия, во-первых, на том, чтобы они не клацали от страха, а, во-вторых, на том, чтобы ноги не дрожали и колени не подкашивались. В ушах была вата, непонятно кем и когда туда засунутая, поэтому до неё доносился лишь тихий звук разговора, смысл которого она совершенно не улавливала.

Поэтому, когда Ленка взяла ее под руку и, развернув, куда-то повела, она автоматически последовала за ней, словно какая-то ходячая кукла. Немного отойдя, Ленка обернулась и прошептала:

– Девочки, вы только посмотрите на него. Застыл как столб, вот умора!

И сама засмеялась первой. Вслед за ней, обернувшись, засмеялась и Лариса. Ольга тоже обернулась, ничего в тумане не увидела, однако подруг своим нервным хихиканьем поддержала. Выглядело это немного истерически, но то уже мелочи, не стоящие абсолютно никакого внимания.

Только уже у самого входа в класс, немного придя в себя, она спросила:

– Что он сказал?

– Всё оʹкей, подруга, – весело ответила Ленка, – он твой с голову до ног. Когда я тебя обманывала?

И Олино сердце вновь куда-то провалилось, а перед глазами поплыли очень красивые разноцветные шары. Возможно, вы такие когда-нибудь видели.

1978 год, СССР.

И вот, в начале седьмого вечера этого же дня Егор с Кузьмой заходят в актовый зал школы – бывшей дореволюционной мужской гимназии. Вован горячо предлагал для храбрости купить бутылку "Агдама", он уже тогда пристрастился к этому благородному напитку. Что, забегая вперед, Вована в конце концов и сгубило. До своих сорока лет он дотянул лишь благодаря собственной маме, неустанно принимавшей его сторону в любых обстоятельствах и ухаживающей за ним до конца его жизни, хотя, например, своего мужа, Вовкиного батю, в которого он и пошел этой своей беззаветной любовью к алкоголю, она ровно за то же самое давным-давно выгнала. Хотя, между нами говоря, Вован уже годам к двадцати пяти далеко обошёл своего батю в этой погоне за смертью. Но, вы же понимаете, одно дело – муж, а другое дело – сын. Муж – человек практически посторонний и случайный в жизни женщины, а вот сын – это своё, родное, кровинушка. Так, потакая кровинушке, она его и похоронила, под конец уже полупарализованного и очень мало напоминающего того веселого мальчишку, который вместе с Егором заходил сейчас в актовый зал средней школы ╧1 имени В. И. Ленина. Похоронила, так и не дождавшись ни невестки, ни внуков. Конечно, женщины у нас, а особенно в те застойные времена, существа излишне самонадеянные и отчаянные, готовые выйти замуж во чтобы-то ни стало, понимая, что все мужики всё равно козлы, но в надежде, что уж она-то своего козла выдрессирует как ей нужно. Но даже этим мечтам есть предел, который Вован перешёл очень рано. В результате, даже самые отчаянные и самонадеянные женщины не рискнули связать с ним свою жизнь узами Гименея. Но это всё дела будущие и пока ещё вилами на воде писаные.

От "Агдама" Егор, прикинув все "за" и "против", отказался, твердо решив оказать на Ольгу хотя бы самое первое положительное впечатление. Откуда в нем взялась эта так несвойственная ему, в общем-то, расчётливость, он и сам не понимал. Но решил и решил, правильно сделал.

Школа их, как было уже сказано, в девичестве была мужской гимназией, построенной ещё до революции на средства какого-то купца, имя которого в советское время не афишировалось. Однако, купец, видимо, был человеком совсем не бедным, потому как даже актовый зал в построенной им гимназии был просто огромным, явно рассчитанным на балы, а не на пионерские линейки. Его закругленные сверху широкие окна возвышались на целых два этажа, каждый из которых высотой был не меньше пяти метров, и выше этих гигантских окон были ещё одни окна меньшего размера, овальные, в красивой лепнине снаружи. А свисавшие с высоченного потолка большие стеклянные люстры с множеством висюлек в несколько рядов на вид ничем не уступали дворцовым. Сейчас таких не строят, в других школах их небольшого города, сложенных уже по советским проектам, нет ничего даже близко сравнимого по размаху. Поэтому немногочисленные десятиклассники, привычно расположившиеся у стен, в зале этом почти терялись. Их и всего-то два класса, большинство уходили из школы после восьмого – кто в техникум, кто в училище.

Может быть, кто-то другой на его месте и побаивался бы наезда со стороны десятиклассников, но только не Егор. Егора данное обстоятельство волновало лишь в самую последнюю очередь. А, скорее всего, не волновало вовсе. Не тот, как говорится, случай. В 9-й класс идут, пусть и не одни ботаны, как считают некоторые его приятели, но всё же главные школьные хулиганы отсеиваются после восьмого класса, либо по собственному желанию (в подавляющем большинстве), либо по желанию педсовета с директором. Ибо, до восьмого класса школа обязана обучать всех, а вот в девятый уже есть возможность брать лишь самых успевающих и, главное – послушных. Для остальных есть многочисленные советские техникумы, ПТУ и вечерние школы.

Нельзя сказать, чтобы Егор был отъявленным хулиганом, вовсе нет, да и двоечником он тоже не был. В отношении учебы он относился, скорее, к твердым середнячкам. Да и то, не потому, что ума не хватало, а потому что учиться ему было откровенно лень – вхождение в подростковый возраст открыло перед ним множество гораздо более интересных занятий. Но если ему надо было поднять оценки, например, за четверть, он быстро и легко усваивал материал. Вот с поведением всё обстояло несколько хуже, выше трояка ему практически никогда не ставили во все годы его обучения в школе. Просто любил он порой выпендриться на уроке, что никаким учителям никогда не нравится. Хотя, повторю, к хулиганам его и учителя не относили, да и сам он себя к ним не причислял. Однако почти со всеми основными школьными и уличными лидерами молодежных компаний он был или в приятельских отношениях или просто знаком и при встречах они жали друг другу руки и справлялись, как жизнь. Были, конечно, и такие, которым он не нравился, но это уже дело житейское, для его возраста вполне нормальное. И десятиклассники, собравшиеся в зале, конечно, были в курсе такого положения, всё же в одной школе учатся, да и городок у них небольшой. А потому Егор чувствовал себя уверенно в том смысле, что не боялся каких-то стычек с потенциальными конкурентами. Они, скорее, сами побоятся приставать к нему. Тут уж, как и везде, репутация, если она есть, играет за тебя.