Михаил Ланцов - Генерал Империи [litres]

Битти медленно встал, с вызовом глядя на дерзко и нагло улыбающегося ему в лицо Меншикова. Желваки Дэвида ходили ходуном, а кулаки ритмично сжимались до побелевших пальцев. Он был в ярости. Он едва сдерживался… из последних сил…

– Выродок! – прорычал адмирал.

– Ещё… – хохотнув произнёс Максим.

– Тварь!

– Да! Ещё! Давай! – ещё шире улыбнулся наш герой.

– Как тебя земля носит?! – Несколько опешил адмирал.

– Аш назг дурбатулюк. Аш назг гимбатул. Аш назг тракатулюк. Аг бурзум-иши кримпатул, – «на голубом глазу» с резко посерьёзневшим лицом произнёс Максим, вокализируя текст с кольца Всевластья на чёрном наречии.

– Что? – отступив назад, пробормотал адмирал. – Что Вы говорите?

– Вааагх! – прорычал Меншиков, шагнув вперёд, выхватывая кинжал с очень мерзкой усмешкой, не сулящей ничего хорошего. Адмирал шагнул назад. Оступился и завалился на спину. Максим же замер, нависая над ним. Посмотрел на Дэвида. Хмыкнул. Как можно более дружелюбно улыбнулся. И произнёс. – Извините. Увлёкся.

После чего, пожелав хорошего дня всем присутствующим, удалился. Свои условия он озвучил. Обсуждать их он был не намерен. В конце концов, если развлекать саму Смерть, то почему бы не сыграть в русскую рулетку по-крупному?

Татьяна Николаевна подорвалась и вышла следом. Она не хотела оставаться ТАМ без мужа. Когда же Максим с супругой уже садились в автомобиль, то он заметил, что народ, приглашённый им в Топкапы, довольно энергично его покидает. Завтра они снова туда придут. Сегодня же… они были просто не готовы продолжать дискуссию. Во всяком случае публично. По углам-то шушукаться будут. Но не открыто. Максим сумел произвести впечатление. Снова.

– Твою мать… – тихо произнесла Татьяна, громко и нервно выдохнув, когда уже сели в автомобиль. – Ты с ума сошёл! Ты безумец! Чудовище! Ты видел, КАК ты их напугал?! Да я сама чуть не обмочилась! Ты своё лицо видел, когда эту чертовщину древнюю проговаривал? Они же знают! Ты понимаешь? Они все знают, кто ты! Зачем? Боже! О… это безумие…

– Чудовище, говоришь? ХА! Прошу заметить – я ТВОЁ чудовище, – растянув дурашливую улыбку, заметил Максим и с пробуксовкой бросил автомобиль вперёд. Чем вызвал вскрик и визг своей дамы.

Максим сидел, откинувшись на спинку кресла, и перебирал струны гитары, мурлыкая себе под нос «Отряд не заметил потери бойца» Егора Летова. Едва-едва слышно. Так, скорее себе и почти что про себя. А вокруг вялым, засыпающим реактором гудело застолье. Люди пили. Праздновали. Но уже как-то без энтузиазма. Притомились. Вплоть до того, что кто-то так и вообще дремал в салате.

После выходки Меншикова в день открытия Мирной конференции особых проблем с подписанием не было. Он выглядел в должной степени безумным и опасным, чтобы никто не решился долее с ним спорить. Тем более что в целом – всех всё устраивало. Даже Великобритания получала не так чтобы и сильно мало. Да, Лондон крайне не устраивало то, как поделили флот. Да, Лондон считал отдавать ТАКИЕ куски России слишком жирным. Но так и что? Что реально Лондон мог сделать, чтобы воспрепятствовать воле Меншикова? Ничего. Тем более что адмирал Битти оказался не лучшим дипломатом, а более искусных кулуарных бойцов подвезти не успели – темпы, с которыми наш герой всё проводил, не дали. Так что 21 октября 1916 года все участники конференции поставили свои подписи на черновом проекте документа, поставив жирную точку в Первой мировой войне.

Черновик. Просто черновик. По-хорошему, его требовалось бы выверить. Утрясти. Всё проговорить и взвесить, дабы добиться понимания у всех подписывающих сторон. И если интересами проигравшей стороны можно было пренебречь, то победители должны, безусловно, всё взвесить и поделить.

Но вот беда – Максим не хотел ничего взвешивать и делить.

Он знал: если переберётся на поле англичан – они его там сожрут, задавив вековым опытом. Поэтому он действовал дерзко, нахрапом, от бедра. В стиле: или вы подписываете то, что я предложил, или я оставляю вас с Германией и Австро-Венгрией один на один. Или так – или никак.

Для новейшей истории Европы и мира – совершенно кошмарный и непривычный подход. Но от того не менее реальный, чем любой другой. Да и чего делить? Он работал крупными мазками, действуя с позиции абсолютного победителя. Поэтому, скрепя сердце, эту бумагу подписали все.

Сначала подписал Вильгельм II потому, что до ужаса боялся Максима. Потом, после непродолжительных колебаний, свою подпись поставил представитель Франции. Оставаться один на один с Германией ему не хотелось, а плюшки, которые получала его страна, в любом случае превосходили все ожидания. Особенно те, которые имелись под конец войны. После чего адмирал Битти с крайне недовольной «мордой лица» последовал примеру своих коллег и также подписал «черновик Максима».

Даже Франц-Иосиф на удивление не ёрничал и не противился. Он ожидал куда худшего исхода для своего дома. Да, Австро-Венгрия распускалась. Но дом Габсбургов не вырезался под корень, чего бывший Император очень боялся. Более того – его внучка оказалась беременна от этого чудовища. Конечно, они оба всё отрицали, но… ему не требовались доказательства. Главное было в другом: Франц-Иосиф теперь был спокоен. Он был убеждён: «это чудовище» позаботится о его внуках. Во всяком случае, об одном. Да и с Элизабет они на удивление оказались дружны… Поэтому он, словно бессловесный телок, покорно сделал то, что от него требовалось.

Но цирк на этом не закончился. Утром 22 числа Максим провёл свой небольшой импровизированный «Нюрнберг», на котором судил бывшего Императора и бывшего султана за преступления против человечества. А заодно и их ближайших сподвижников. Францу-Иосифу был вменён в вину геноцид славян, а Мехмеду V – армян.

Это очень необычное для эпохи обвинение немало удивило всех. Ведь эти люди были подданными указанных монархов. И это личное дело суверенов: карать их или миловать.

Максим же считал иначе.

Отказать себе в том, чтобы одним махом заработать ещё пригоршню очков уважения в таких сложных регионах, как Закарпатье и Закавказье, он не мог. Да и чисто по-человечески относился к любым актам геноцида очень плохо. Если говорить по существу, то ничего дурного в смертной казни – в том числе массовой – Максим не видел. За дело. Это был важный инструмент социального контроля. Но убивать людей просто потому, что они родились не в той семье, считал бредом. Он считал, что наказывать нужно за дело и только за дело. Поэтому охотно воспользовался поводом и создал прецедент… Конечно, суд над монархами уже бывал в истории. Но вот за геноцид собственного народа их судили в первый раз.