Олег Таругин - Морпех. Ледяной десант

– А если немцы полезут? – тоскливым голосом буркнул Олухов, отводя взгляд.

Степан тяжело вздохнул:

– Федя, ты скольких бойцов за эти полтора дня потерял?

– Половину точно, может, и того больше. Из моего отделения только эти четверо и остались. А что?

– А то, что если товарищ майор с Кузьминым не встретятся и дальнейшие планы не скоординируют, еще больше погибнет. Намного больше. Да и приказ у меня однозначный, любой ценой обеспечить связь командиров наших отрядов. У Кузьмина около восьмисот бойцов, и я их жизнями рисковать права не имею. Так что извини, но у тебя осталось три минуты на принятие решения. Хочешь – и дальше тут сиди, сами как-нибудь дойдем, карту я запомнил.

– Да ты чего?! – ахнул главстаршина. – Ты это чего удумал, лейтенант?! Неужто я сам не понимаю?

– А коль понимаешь, так и хватит время терять! Собрались – и уходим. Держи. – Степан протянул морскому пехотинцу футлярчик с таблетками, который так и таскал в кармане бушлата. – Сколько давать, понятия не имею, я не врач. Пускай сначала одну таблетку выпьет, если не поможет, наверное, можно будет и вторую попозже дать…

Захваченный вихрем дальнейших событий старлей Алексеев так никогда и не узнал, что тяжелораненый морской пехотинец, которого и он сам, и Левчук посчитали безнадежным, выживет. Под утро, когда придут мотоботы и катера с десантом, его вместе с другими ранеными эвакуируют в Геленджик. В сорок четвертом, проведя в госпиталях почти год, он вернется в действующую армию и дойдет до Берлина, где и оставит автограф за закопченной, избитой пулями и осколками стене Рейхстага, написав: «Привет с Малой Земли. Мы – дошли»…

Местность в районе Малой Земли изрезана многочисленными балками, без которых советские десантники вряд ли сумели бы продержаться на простреливаемом насквозь крошечном плацдарме долгие семь месяцев. В их склонах отрывали землянки и блиндажи, где располагались штабы, медсанбаты, складские и жилые помещения. В балках держали оборону и готовили пищу в полевых кухнях. Некоторые балки даже получали собственные имена, например, знаменитая «Куниковская улица». Почва здесь каменистая, неподатливая, обычной лопатой траншею, окоп или пулеметную позицию не выкопаешь – «малоземельцам» приходилось работать кирками, которых им привезли тысячи. Но одновременно новороссийский камень и защищал от ежедневных фашистских обстрелов – вырубленная под обращенным к противнику бруствером ниша-убежище, называемая «лисьей норой», надежно укрывала бойцов от вражеских снарядов и авиабомб.

Однако сейчас, на второй день боев, никаких землянок и блиндажей еще не было. Штаб майора Куникова располагался в обычной армейской палатке, приткнувшейся к противоположному от моря скату – чтобы не накрыло при артобстреле. От минометных мин и бомб это, понятно, не спасало, но гитлеровцы пока еще не настолько плотно обстреливали плацдарм, полагая, что в самом скором времени десант будет выбит с позиций.

В палатке Степан и встретился с человеком-легендой, до сего момента ассоциировавшегося у него исключительно с черно-белыми историческими фотографиями с музейных стендов или из интернета да с названным его именем большим десантным кораблем той же серии, что и оставшийся в родном времени «Новочеркасск», с высадки с борта которого и начались его удивительные приключения. Такой вот, словами классика, «человек и пароход», прямо по Маяковскому [23] Степан имеет в виду известное стихотворение В.В. Маяковского «Товарищу Нетте – пароходу и человеку», посвященному убитому в Латвии в 1926 году при защите дипломатической почты советскому дипкурьеру Теодору Ивановичу Нетте. В его честь был назван пароход, до переименования называвшийся «Тверь», а впоследствии и еще два судна. .

Майор Цезарь Львович Куников оказался среднего роста, со строгими чертами лица, на котором выделялся прямой крупный нос и широкие брови, под которыми, несмотря на неимоверную усталость, задорно посверкивали карие глаза. Завершали картину узкие, упрямо сжатые губы, подтверждающие твердость характера. Одет Куников был в обычную стеганую куртку, тот самый легендарный ватник, перепоясанную ремнями портупеи и полевой сумки. Одним словом, легенда Малой Земли оказалась достаточно похожей на свою знаменитую фотографию. Ту самую, где он позирует с ППШ-41 на шее, кобурой и ножнами на поясном ремне – разве что без малейших признаков ретуши, убравшей с лица накопившуюся за дни непрерывных боев усталость и въевшуюся в кожу копоть.

Выслушав краткий доклад, Куников кивнул. В отличие от комбата, он не стал выяснять, отчего не помнит никакого старлея Алексеева:

– Благодарю, товарищ старший лейтенант. Восемь сотен бойцов – просто замечательно и, самое главное, очень вовремя. Теперь наверняка продержимся до подхода помощи, даже если сегодняшней ночью она и не прибудет в полном объеме. Кузьмин серьезно ранен?

– Никак нет, но рана может нагноиться. Нужна квалифицированная медпомощь, которой у нас нет – осколки, хоть и неглубоко проникли, остались в ноге. Впрочем, от эвакуации с Малой Земли он наверняка откажется. Считает, что здесь нужнее.

– Узнаю Олега Ильича, – улыбнулся майор. – Даже удивился бы, не скажи он чего-то подобного. Разберемся. К слову, а что за «Малая Земля» такая? Не слышал раньше подобного выражения.

Степан мысленно ахнул: твою ж мать, вот это он выдал! Не в бровь, а в глаз, блин! Ну конечно, вряд ли сейчас, на второй день боев, это название уже появилось – вероятнее всего, его придумают гораздо позже, когда станет окончательно ясно, что позиции на левом берегу Цемесской бухты удалось удержать. Пока это просто безымянный плацдарм в районе Мысхако – Станички. А с названием, наверняка, фронтовые журналисты подсуетятся… впрочем, похоже, уже не подсуетятся, поскольку поздно, поезд ушел. Это что ж получается: в этом мире именно он и ввел в обиход легендарное словосочетание?! Вот буквально только что взял – и ввел, в очередной раз не уследив за собственным языком?! Сдуреть можно, честное слово… Ха, если не сумеет вернуться в свое время (интересно, каким это образом?), нужно будет с Леонидом Ильичом познакомиться и намекнуть, кто придумал название для его будущей эпохальной книги. Шутка, понятно. А Куников, кстати, ждет ответа. Ладно, импровизируем, не впервой:

– Да это мы с бойцами промеж собой так плацдарм прозвали, – «смущенно» ответил старлей. – Ну вроде как наши партизаны говорят – «прислали самолет с Большой земли». Вот кто-то и предложил, мол, ежели Большая земля по ту сторону бухты осталась, значит, здесь у нас пускай Малая будет. Сначала хотели так наш плацдарм в Южной Озерейке назвать, но потом приказ пришел с вами соединиться.