Александр Башибузук - Князь Двинский [litres]

– Подумай, что с тобой сделают, когда мы уйдем. Ты же сам просил. Больно не будет, обещаю.

– Не надо-о-о, прошу… – Калека забился в угол, сворачиваясь калачиком. – Уходи, пусть, не могу-у-у… еще чуток пожить хочу…

– Ну и хрен с тобой… – Сплюнув от отвращения, я закрыл на замок решетку в камере и побежал к Степану.

Через полчаса мы с ним уже ничем не отличались от обычных татарских воинов. Длинные стеганые халаты, поверх них кольчуги, усиленные на груди металлическими бляшками, с короткими рукавами и полами до середины бедра. На головах мисюрки с кольчужными бармицами, закрывающие пелериной плечи, с прорезями только для лица, за спинами круглые деревянные щиты, окованные по краям железом. При саблях, кинжалах и коротких копьях.

Вот только побитые неазиатские рожи слегка портят образ. Меня с некоторой натяжкой еще можно принять за неславянина, а вот Степан со своей рязанской мордой ну никак на татарина не походит.

Но эту проблему мы решили, а точнее, попробовали решить, вымазав физиономии сажей. Авось прокатит. Так, что там у нас дале?

Повертел в руках трофейную саблю и сплюнул от досады. Дерьмо дерьмом, сталь хреновая, кривая чрезмерно, только с коня ею работать… и даже туповатая.

А потом вдруг вспомнил про свою, что лежала на столе у Юсуфа, – и стремглав понесся в допросную, на бегу горячо молясь, чтобы клинок был на месте.

– Господи, не оставь, дай еще чуть милости твоей, а дальше я сам… Он же следом за мной вышел и без клинка… молю тебя, Господи…

Уж не знаю, дошла моя молитва до верховного небесного главнокомандующего либо просто леди Удача была сегодня в хорошем настроении, но подарок сарацинского купца Хоттабыча оказался на том же месте.

Подвесив саблю к поясу, я ухватил из остывшей жаровни уголек и крупно написал на побеленной стене древнеславянскими литерами:

«Я приду за тобой, Юсуф. Жди. Князь Иван Двинский».

Довольно улыбнулся и поспешил к Степану.

Уж не знаю, как все повернется дальше, но даже загадывать не хочу. Есть сабля, башка работает, ноги держат – вот все, что мне надо на данный момент.

А остальное… остальное мы с боем возьмем.

– Убей меня, сотник!!! – страшно взвыл Лука в своей камере. – Супротив воли пореши, молю! Убе-э-эй!..

Я пропустил вопль мимо ушей. Некогда возиться, да уже и незачем. Не я, а сам калека выбрал себе судьбу.

Степан вопросительно посмотрел на меня.

– Можить…

– Забудь… – коротко бросил я ему. – Ты татарский язык знаешь?

– Так себе, – столь же лаконично ответил парень.

– Сойдет… – Я остановился у двери, ведущей в подземный проход. Собранная из толстых дубовых плах и окованная железом, она выглядела очень мощно, правда, сразу было видно, что ее давно не открывали: засовы, петли и скрепы густо покрывала ржавчина.

Холодно лязгнув, провернулся засов, я убрал запорный брус и налег плечом на дверь, но она не поддалась даже на сантиметр.

В голове мелькнула страшная мысль, что она закрыта с обратной стороны. Сердце сразу забухало, словно барабан, а по лицу пробежали капельки холодного пота.

– Твою мать… – Я попробовал еще и едва не заорал от счастья, услышав мерзкий скрип, – дверь наконец поддалась. Правда, чтобы открыть ее окончательно, потребовалась помощь Степана.

В лицо пахнуло сыростью. Степа поднял повыше масляный светильник – тусклый огонек высветил узкий сводчатый проход. На выложенных обожженным кирпичом стенах поблескивали влажные потеки, на полу лежал толстый слой пыли, густо исчерченный дорожками мышиных следов.

– Ну, с богом. Иди за мной; буде придется рубиться – вперед не лезь, стой плечом к плечу.

– С богом, плечом к плечу… – эхом повторил за мной Степан.

Уже через пару десятков шагов мы наткнулись на решетку, склепанную из толстых железных полос. К счастью, она была приоткрыта, но петли намертво заклинило, и пришлось пользоваться древком копья как рычагом.

Дальше проход расширялся, но потолок сильно просел, и его подпирали набухшие от сырости бревна.

А еще через несколько минут мы наткнулись на очередную дверь. Но она была снята с петель и прислонена к стене, а сам дверной проем был заложен кирпичами из необожженной глины. Кладка выглядела довольно старой и не особо крепкой – во многих местах раствор на швах осыпался.

Я задержал дыхание и прислушался, но ничего так и не услышал. Постоял немного, несколько раз глубоко вздохнул и подал знак Степану:

– Разом…

Кладка поддалась тут же, правда, грохот осыпавшихся кирпичей смог бы разбудить даже мертвого, не говоря уже про живых.

По инерции рухнув на пол, я быстро перекатился и вскочил на ноги. Мы очутились в большой комнате, почти полностью заставленной каким-то хламом. Но особо осматриваться уже не было времени, потому что из коридора донеслись топот и недоуменные крики.

Едва успев выскочить навстречу, я наткнулся на первого татарина и с разбега сшиб его щитом. Второй резко остановился, перепуганно вытаращив на меня глаза, замахал руками, но тут же рухнул на пол, булькая хлынувшей из горла кровью – стараясь упредить крик, я вбил клинок ему под подбородок.

Степан с хрустом приколол первого казанца, я пробежался вперед по коридору, но никого больше не обнаружил. Быстро накинул запорный брус на входную дверь и вернулся назад.

Судя по всему, мы попали в точно такую же темницу, из которой сбежали, но только побольше размером. Лука оказался прав, ее переоборудовали в склад: все почти полностью было заставлено разным полезным хламом, пучками стрел в корзинах, связками копий и прочим воинским снаряжением. Но больше всего здесь было бочек. Вернее, бочонков высотой мне до середины бедра. Крепко сбитых и промазанных смолой по швам. Они громоздились в камерах и даже стояли штабелями в проходе. А убитые татары оказались не строевиками по своему внешнему виду, оба старые и лысые, с седыми бородами – явно подвизались в качестве кладовщиков.

Освещение в складе почти полностью отсутствовало, только в начале коридора у двери мерцала маленькая масляная лампа. А еще, помимо смрада сырости и пыли, здесь ощущался очень знакомый запах.

– Что за… – Я покрутил головой и глубоко втянул носом воздух. – Да ну?..

Шагнул к ближайшей бочке, еще раз принюхался, потом резким ударом рукоятки сабли вышиб крышку и вспорол пергаментную подложку.

И еще до того, как растер на ладони темную рыхлую мякоть с вкраплениями твердых зернинок, уже понял, что здесь хранится.

– Огненное зелье! – охнул Степан. – Етить… да сколько же его…

– Лампу убери… – строго приказал я и аккуратно приладил крышку на место.

– Дык а ежели… – не унимался парень. – Можить…

– Как?

– Ну… – Степан смутился. – Поджечь али как еще…