Александр Башибузук - Князь Двинский [litres]

– Помолчи пока… – Я принялся ломать голову над тем, как безопасно инициировать взрыв.

Нет, рвануть, устроив примитивный фитиль, совсем не проблема, вот только для этого надо знать, куда самому бежать и как долго бежать. Устраивать мученическое самопожертвование я еще не готов. Когда уже не будет другого выхода – посмотрим, а пока рано. Лука упоминал, что рядом с темницей башня, но насколько рядом? Опять же стены битком забиты татарами, и никто нам не даст гулять, как у себя дома. Тут бы какой-нить завалященький дистанционный радиодетонатор, но за ним надо будет нырять лет эдак на пятьсот вперед. Ладно, нехрен голову ломать. Допустим, если рассыпать порох по полу, а над ним подвесить лампу, так, чтобы огонек мог постепенно перепалить веревку? Теоретически вполне достижимо, но опять же для этого надо знать хотя бы примерно, за какое время мы выберемся за стены. А вот с этим большая проблема. Не факт, что вообще выберемся. Надо долго думать, экспериментировать, а на это нет времени. Сука, вот же засада…

Так и не придумав ничего толкового, я бросил Степану:

– Забудь.

– Как это забыть? – закипятился парень. – Подмогнем же нашим! Я могу сам!

– Забудь, сказал… – прикрикнул я. – Рано еще в мученики записываться.

– Как скажешь, княже… – набычился Степан.

– Правильно, если жить хочешь – как скажу, так и сделаешь, – властно кивнул я. – Хотя, подожди… Давай так… – После чего опрокинул открытый бочонок на пол. – Не стой, вышибай днища из остальных…

Очень скоро на полу выросла целая гора бурого порошка. Вдобавок мы расшибли по паре бочонков в каждой камере и густо обсыпали порохом остальные. Не знаю, зачем я это сделал, просто по какому-то наитию. Наверное, на тот случай, если придется отступить сюда обратно. И взлететь на воздух вместе с татарами. И такой вариант не стоит исключать.

После того как закончили, я хлопнул Степана по плечу.

– Идем, друже. Еще даже полдела не сделано.

Коридор, еще один, винтовая лестница, комната, немудрящая мебель, за столом, уперев голову в сложенные руки, дремлет казанский воин.

Заслышав шаги, он вскинулся, но сабля оказалась быстрей. Голова опрокинулась набок, держась только на куске кожи, а сам татарин без звука сполз по стене.

Нам пока везло, неимоверно везло, но долго так продолжаться не могло. Я это прекрасно понимал и совсем не удивился, когда за дверью послышался разговор. Люди почти кричали, и их было много. Не меньше десятка, а может, даже больше.

Ну что же, назад хода нам нет, только вперед. И тянуть смысла нет.

Перекрестился, поправил шлем на голове и потянул тяжелую дверь на себя.

Помещение напоминало собой нижний, возможно, подземный этаж башни. В нем находились десятка полтора татарских ратников. Строевиков, прекрасно экипированных воинов. Двое из них сидели на лавках за длинным столом и яростно спорили о чем-то, а остальные стояли на коленях и истово молились. Их всех объединяло какое-то странное возбуждение, природы которого я так и не понял. Да и не старался понять.

Никто из них даже не обернулся на скрип двери. Не веря в свою удачу, я нашарил взглядом винтовую лестницу, ведущую вверх, и пошел к ней. Но, едва сделал пару шагов, как раздался громкий окрик. Один из сидевших за столом казанцев требовательно махнул рукой, приказывая подойти к нему.

«Вот и приехали… – почему-то весело подумал я. – Ну что, последний и решительный? Эх, понеслась, залетная! Кто не спрятался, я не виноват…»

Шагнул к татарину и резким косым ударом сабли развалил ему голову, полоснул второго, а потом, пользуясь возникшей суматохой, врубился в остальных.

Полуразворот – короткий секущий удар – смена направления, еще один полуразворот, тычок ребром щита и еще один мах – я заходил так, чтобы татары мешали друг другу.

К тому времени, как они окончательно опомнились, на полу корчилось уже шесть человек. В мозгах методично работал счетчик, подсчитывая, сколько жизней надо забрать, чтобы обрести свободу.

Один из казанцев, зажимая рвущийся из шеи кровавый фонтан, отшатнулся и опрокинул лампу на треноге. Чадно вспыхнула солома на полу. К сладковатому, душному запаху крови добавился отвратительный запах гари. Все погрузилось в полумрак, добавивший страшного гротеска в происходящее.

Я не защищался – только атаковал, стараясь уходить от ответных ударов в движении. По мне попадали, но вскользь, не причиняя никакой боли. Все вокруг странно замедлилось – меня охватила одуряющая сладостная эйфория, усиливающаяся с каждым ударом, с каждой смертью.

Степана не видел, только фоном улавливал его яростный матерок сквозь лязг стали об сталь, хрипы и стоны.

На кураже попытался ввинтиться между двумя татарами, но наткнулся на удар копьем и только чудом снялся с навершия, разодравшего кольчугу на боку. Косо рубанул по ощерившейся морде, вывернул руку в обратном махе и секанул копейщика, усилив движение разворотом бедер.

Не успев притормозить, наткнулся на стену, разворачиваясь, мячиком отскочил от нее, с трудом разглядел сквозь кровавый туман в глазах сбегающих откуда-то сверху татар и, ревя, как медведь, кинулся им навстречу…

В прошлой жизни, в финале Олимпиады, я бился с венгром, который, честно говоря, был гораздо лучше меня подготовлен. Как я его победил, до сих пор не понимаю, мало того, в этом меня пришлось убеждать, потому что сама схватка напрочь стерлась из памяти. Вот и сейчас – я очнулся только на верху башни, но, как там очутился, так и не смог вспомнить.

Все тело страшно саднило, ломило даже кости, но каким-то странным образом я все еще был жив. Мало того, стоял на ногах, у которых корчился в луже крови какой-то человек, сгибаясь и разгибаясь как пружина.

Так… рубился внизу, татары так и не смогли организоваться, нападали фактически по одному… Дальше спустилась им подмога сверху, я ринулся навстречу… Черт, на этом все, дальше ничего не помню…

Повел взглядом по стенам и с недоумением обнаружил, что почти все казанцы, что на них находились, стояли на коленях, словно на молитве. Некоторые из них закрывали себе голову руками, а некоторые завороженно смотрели куда-то вверх.

Сам поднял голову и в буквальном смысле оцепенел, разглядев, как в черном небе с сухим треском расцветают ослепительно сверкающие бутоны, рассыпаясь над городом сотнями и тысячами пылающих клякс. И только после того, как проследил за огненными струями, взлетающими из русского лагеря, понял, что это такое.

– Красавец ты мой косоглазенький!.. Быть тебе бароном, клянусь божьей милостью… – радостно прохрипел и потащился вниз, по пути закрыв на засовы двери, ведущие из башни на стены.

Уже внизу лихорадочно зашарил взглядом по трупам и заорал: