Василий Панфилов - Университеты [СИ]

– Феликса бы сюда… – протянул я с тоской, вспоминая поляка с колоссальными организаторскими способностями и могучей харизмой.

– Не-е… – брат даже головой замотал для пущей убедительности, – без него Кантоны рассыпаться могут вплоть до полной анархии! Сам знаешь, каковы наши старцы бывают! Бараны упёртые, при всём моём уважении! Да и африканеры могут учудить што-нибудь этакое, из ряда вон. Без Феликса никак!

– Санька не помешал бы, – озвучиваю, покусывая губу, – ты не знаешь, он там сильно нужен? Нет, я помню, што он мой зам по ВВС, но если африканеры начали нас отодвигать с занимаемых позиций, то есть ли смысл держать его там?

– Уточню, – кивнул Мишка, помечая в ежедневнике, – Здесь ты крупно прав, Санька сам по себе наши позиции в ВВС не удержит – ни возраста ни хватит, ни, пардон, авторитета.

– Впрочем, – перебил он сам себя, – не факт, што и ты бы удержал их.

– Если уж Крюгер… – отозвался я уныло, обвиснув носом.

Мишка угукнул и застыл.

– Так… – ожил он наконец, – а ведь и в самом деле! Ты как? Быстро свои конструкции повторить сможешь? Ну эти… скульптуру вращающуюся и самоходку из реечек [8] Если кто забыл, вбейте в поисковик «Ходячие скульптуры Теодора Янсена». .

– Сложного там ничего, важнее саму концепцию придумать… а што, до Европы не дошло? Странно… ну ладно, не важно. Мастерскую только найти, и…

– Не надо! Ну то есть надо, – перебил брат, – но… сама концепция мастерской на улице, а?! Не подготовительные работы, а сама сборка. Садишься вот так, собираешь самоходку свою из реечек, а потом – па-аехали! А?!

Получив незаслуженный совершенно разнос от Урусова [9] Урусов Лев Павлович, в РИ посол во Франции в описываемое время. , Илья Аристархович покинул кабинет с видом человека, оскорблённого до глубины души. Всей своей фигурой демонстрируя, что Его Высокопревосходительство ныне решительно не в духе, и вызывая то злорадные, а то сочувственные пересуды, чиновник продефилировал по коридорам посольства и удалился от мира, запершись в своём кабинете.

Лишь только захлопнулась дверь, оскорблённое выражение сменилось презрительной усмешкой. Ещё лет десять назад он воспринимал подобные вещи всерьёз, пропуская их через сердце и саму душу. Всё-то ему казалось, что вот-вот его заметят, оценят… Не оценили, не заметили.

Горя службой, он жил интересами МИДа, воспринимая их как свои. А повышения получали другие, и часто – незаслуженно.

Нынешний посол личность совершенно серая, невыразительная настолько, насколько это вообще возможно! Но… происхождение, чорт бы его побрал! И сколько таких Урусовых…

Пропитавшись за десяток лет цинизмом и горечью едва ли не насквозь, и поняв окончательно, что упёрся в карьерный потолок, Илья Аристархович едва ли не с облегчением воспринял приятного незнакомца, подсевшего к нему в ресторации. Быстро уловив даже не предложение, а намёк на него, чиновник с ловкостью опытного дипломатического работника построил разговор так, что не прозвучало речи о разведках, вербовке и интересах спецслужб. И упаси Боже от расписок!

С того самого дня Илья Аристархович писал иногда письма своему близкому другу, а то и встречался с ним где-нибудь на природе, ведя совершенно приватные дружеские беседы. В вину дипломату можно было бы поставить разве что некоторую неосторожность в разговорах, да и нужно было бы сперва доказать её, эту вину.

Выигрывая иногда изрядные суммы в карты, а то и получая приятные дорогостоящие безделушки к разным датам, Илья Аристархович приятно оброс имуществом во Франции, весьма уверенно глядя в будущее. А главное, болезненная его жажда признания, снедавшая все эти годы посольского работника, безвозвратно ушла прочь.

Встав у окна, он полной грудью вдохнул парижский воздух и улыбнулся, мечтательно щуря глаза, вглядываясь в светлое будущее. Ах, этот политический кризис… можно ожидать приятных подарков и крупных выигрышей в карты, а к небольшому, но вполне доходному поместью в Провансе добавится, быть может, квартира в Париже… Пуркуа бы и нет?!

Стоя у окна, Илья Аристархович мурлыкал себе под нос песенку, ставшую разом популярной во Франции и Российской Империи – благо, небезызвестный Возмутитель Спокойствия озаботился переводом. Талантливый всё ж таки молодой человек!⠀

… и все, до последнего парижского Гавроша знали, что под Прекрасной Маркизой подразумевается Николай Второй, отчего песня приобретала – особый шарм. А русский император приобрёл – прозвище.

– Опий, – констатировал морозно Военгский, мягко поставив чашку и выворачивая на излом задрожавшую руку стюарда-индуса, впечатывая слугу пухлым лицом в разбившийся фарфор. Разом посерев, индус закричал тонко и пронзительно, забился раненной птицей, суматошно и бестолково. А помор, не меняясь в лице, столовым ножом пригвоздил вывернутую кисть стюарда к столу.